– Если ваша теория верна и перед нами наш преследователь, то он, должно быть, очень удивится, спрашивая себя, куда мы направляемся, покинув ферму Лекок.

– Хм… верно. С чего бы ему ехать за нами? Чего он боялся, если, конечно, это именно он? – задумчиво проговорил Ардуин.

– Ну, это мы очень скоро узнаем, – воскликнул де Тизан, отодвигая плечом полу своей накидки, подбитой лисьим мехом, и высвобождая ножны своей шпаги.

Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, помощник бальи бросился к высокой полукруглой двери усадьбы и обоими кулаками ударил в тяжелые створки из темного дерева, на которые были сверху набиты ржавые железные поперечины, заорав:

– Открыть сейчас же! По приказу Карла де Валуа, десницы королевского правосудия! Неповиновение будет считаться государственной изменой![181]

Никакого ответа. Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание де Тизана и доносящееся издалека квохтанье кур.

Ардуин Венель-младший отошел на несколько шагов и остановился перед узким окном, закрытым ставнем. Затем вытащил кинжал и вставил его в щель между стеной и деревянной рамой. Лезвие без труда подняло щеколду. Едва Ардуин открыл ставень, как в лицо ему ударила волна зловония. Отойдя на три шага и борясь с рвотными позывами, он, задыхаясь, произнес:

– Боже милосердный… сильно разложившаяся мертвечина! Этот запах мне слишком хорошо знаком, чтобы я мог ошибиться. Сейчас я войду в дом и открою вам.

Окрестности Сен-Жан-Пьер-Фикст, декабрь 1305 года, чуть позже

То, что вошедшие постепенно разглядели в полумраке, было поистине ошеломительно. Луи д’Айон, судя по всему, повесился на потолочной балке в комнате, поражающей очень скромными размерами и ужасной грязью. Обе ноги, покачивающиеся невысоко над полом, были частично съедены. Виновник очень быстро обнаружился, когда взгляд Ардуина упал на огромную крысу, бегающую по краю стола, заваленного отбросами. Объедки, надкусанные буханки хлеба, которые уже начали покрываться серо-зеленой плесенью, грязные засаленные обрывки конопляной веревки. Пустые керамические бутылки[182] громоздились во всех углах комнаты, под окном и под столом. Ардуин приблизился к повешенному, высматривая, куда тот ставил ноги перед тем, как свести счеты с жизнью. Тихий топот множества лапок безошибочно дал им понять: они потревожили пиршество целой толпы падальщиков. К счастью, из-за холодного времени года здесь не было мух и червей. Ардуин внимательно посмотрел на сиренево-голубоватое лицо, длинные грязные волосы, высунутый язык, волосатые лодыжки, открытый низ живота – зеленоватый, тронутый разложением. Неподалеку на боку лежал низкий треугольный табурет. Должно быть, на него и забрался сеньор д’Айон, чтобы свести счеты с жизнью.

– Как давно наступила смерть? – поинтересовался Тизан.

– Чтобы тело пришло в такое состояние, нужно четыре или пять дней. Снимем его?

– Он уже тошнотворно липкий, и мы можем перепачкать об него одежду. У меня нет никакого желания уносить с собой этот смрад, – возразил Тизан. – И потом, это ведь самоубийца, не заслуживающий ни почестей, ни вечного спасения[183]. Он будет повешен на виселице в назидание прочим, и его останки будут зарыты без отпевания.

Ардуин поспешил возразить ему:

– А вдруг он был слабоумным или безумцем? Скорее всего злоупотребление алкоголем привело как раз ко второму. Надо убедиться в этом, дабы решить, заслуживает ли он христианского погребения, что избавило бы его близких от конфискации имущества и ужасного зрелища мертвого тела, которое волокут по улицам, чтобы бросить в канаву на неосвященной земле.

За разговором Венель-младший осматривал стол, пол, колпак над камином, грубо сколоченный деревянный сундук у стены, разыскивая оставленное повешенным последнее письмо, где бы объяснялись причины его поступка.

– Но тогда… кто же ехал на лошади, у которой вся шкура в поту и в пене? – снова заговорил Тизан.

– Черт побери, об этом-то я и не подумал, – ответил мэтр Высокое Правосудие.

– Может быть, мы наконец выйдем отсюда? Меня от этой вони сейчас вывернет.

– Охотно, сеньор бальи.

* * *

Несколько минут они молча вдыхали свежий воздух. Наконец Тизан, немного огорченный зловещей находкой, спросил:

– Что будем делать?

– Разумеется, вернемся туда и перероем весь дом.

– Вы думаете, что…

– Я ничего не думаю, я совершенно уверен. Наша первая… встреча с милейшим господином д’Айоном избавит нас от необходимости снова дышать этой вонью. А в доме, несмотря на его скромные размеры, есть и другие комнаты, где могли удерживать вашу дочь.

Преодолевая тошноту, они направились по узкому коридору, куда выходила комната, где они обнаружили повешенного. Мужчины быстро заглянули в три комнаты этого этажа. Повсюду ясно угадывались запустение, беспорядок, отчаяние человека, жизнь которого закончилась задолго до смерти. Все было покрыто толстым слоем пыли и паутиной, усеяно мышиным пометом. Повсюду поломанная опрокинутая мебель, на стенах длинные подтеки сырости и пятна плесени, запах давно не проветриваемого помещения и неблагополучия – вот в какой обстановке жил сеньор Луи д’Айон. Несколько валяющихся на полу книг были почти полностью съедены грызунами.

– Сюда уже давненько никто не наведывался, – заметил Ардуин. – Погреб!

– В Перше редко устраивают в доме погреб. Почва слишком влажная и глинистая.

– У меня самого есть погреб; его вырыли в глине, а затем обложили изнутри камнем и укрепили балками.

Сами не понимая почему, они заглянули в комнату, расположенную напротив комнаты повешенного. Там царило то же зловещее и жалкое запустение. У стены здесь лежал грязный соломенный тюфяк, на котором валялось скомканное одеяло.