— Попробуй провести Виолу к креманскому королю, пока он тоже не свихнулся от любви к нашей мачехе. У него наверняка есть маги, способные отправить Виолу домой.

— У меня еще и мама есть, — вставляю я. — Она, конечно, не ахти, но поможет, если попрошу. Давайте все вместе поедем к ней?

Братья сначала смеются:

— К феям? О да!

А потом Ромион, резко оборвав смех, вдруг говорит:

— А что — хорошая мысль. Езжайте к ней. У фей вы точно пока будете в безопасности — от Сиерны Сады далеко…

— А ты? — в унисон с Дамианом спрашиваю я.

Ромион усмехается.

— А я засну мертвым сном. Вы же слышали проклятье. И тогда мне будет уже все равно где: в Сиерне или у фей. Но вы лучше меня здесь оставьте, потому что тащить мертвеца к феям…

Дамиан резко останавливается.

— Почему ты вечно это делаешь?

— Что делаю?

— Сдаешься. Ну, прокляли! Проклятье можно снять! Любое проклятье можно снять! А ты даже не пытался!

— Спроси у Виолы, легко ли найти настоящую любовь, — парирует Ромион.

— Но должен же быть способ!

— Какая тебе разница, братец? — шипит вдруг принц. — Ты же хотел, чтобы меня не было.

Дамиан вздрагивает, точно его ударили, и кидается к брату, но я вовремя становлюсь между ними.

— Почему вы всегда это делаете?

— Что? — в унисон, но не слишком дружелюбно отзываются они.

— Вы же братья. Вы же любите друг друга. Обязательно драться?

— Я?

— Его?

И хором:

— Ненавижу!

Я улыбаюсь. Ненависть просто плещет через край!

— А вам это не кажется странным? — говорит вдруг Ромион. — Этот коридор не заканчивается.

Подвеска на его вороте вспыхивает сильнее, а Дамиан раздраженно бросает:

— Ну конечно!

— Что? — волнуюсь я. — Что это значит?

Ромион стискивает мою руку.

— Виола, помолчи. Не мешай.

Дамиан в это время оглядывается, по-собачьи принюхивается и вдруг толкает стену слева от себя. Его рука проваливается сквозь нее — волшебство, да и только! Дамиан водит рукой, потом поворачивается и исчезает в стене весь. Откуда-то слышится только его приглушенный голос:

— Все. Пришли.

Ромион ведет меня к стене, которая выглядит совершенно нормально и очень твердо. Я моментально понимаю, что чувствовал маленький Гарри Поттер, когда пытался попасть на свою платформу.

— Виола, не бойся, это всего лишь иллюзия.

— Ты думаешь, мне от этого легче?

Ромион тихо смеется.

— А если я предложу тебе остаться здесь?

Я усмехаюсь.

— Да. Теперь мне намного легче.

Но зажмуриваюсь, прежде чем вслед за Ромионом оказаться в еще одной пустой пыльной комнате, но побольше и аж с тремя грязными окнами. Дверь маячит рядышком, Дамиан уже ждет нас у нее.

— Наверное, здесь еще с десяток подобных ловушек, — говорит он и рукой ощупывает ближайшую стену. — И хорошо, если только таких. Странно, зачем… Ромион?

Принц отпускает мою руку и идет к окну.

— Ромион, в чем дело? — спрашиваем мы в унисон.

— Все хорошо, — голос у принца странный — тихий и как будто мечтательный. — Я… сейчас… — И еще Ромион зачем-то сжимает правую руку в кулак, а потом принимается тереть указательный палец. Меня пробирает дрожь. Что-то подобное чувствуешь, когда смотришь фильм ужасов, только сейчас, конечно, страшнее. Не смотришь, а участвуешь в нем.

Мы с Дамианом переглядываемся. И почти одновременно бросаемся к принцу — правда, Дамиан меня отталкивает, да так сильно, что я падаю и больно ударяюсь бедром о пол. Ромион ничего этого не замечает — он идет, точно лунатик, и, словно видение из сна, перед ним появляется прялка — единственная вещь, на которой пыли нет. Кончик веретена слабо поблескивает в лунном свете, хотя веретено должно быть из дерева, разве нет?

Дамиан ловит брата, прежде чем Ромион успевает подойти к прялке, и оттаскивает к двери.

— Ром, Ром, очнись. Ну же! — Пощечина Ромиону не помогает, взгляд у него все такой же мечтательный. — Виола, идем отсюда!

Я подавляю дрожь, поскорее встаю и помогаю Дамиану вывести обмякшего принца за дверь.

— Ну теперь понятно, зачем этот лабиринт, — выдыхает Дамиан. — Здесь, конечно же, на каждом углу по прялке. Ром, просыпайся! Ты еще не коснулся этого проклятого веретена!

— Да, — шепчет Ромион и кое-как встает, держась за брата. — Спасибо…

Дамиан хватает его за руку и решительно тащит вперед по коридору. Я за ними еле поспеваю. Сейчас бы Габриэль мне по привычке помог… Нет, нельзя его вспоминать, он же наверняка где-то здесь и наблюдает за нами. Может, даже вместе с королевой. Предатель…

Ромион, как пьяный, с трудом переставляет ноги, но Дамиан как будто этого не замечает. Мы почти бежим, еще несколько раз проваливаемся в похожие пыльные комнаты, все, естественно, с прялками. Один раз Дамиан вырывает веретено у принца из рук буквально в последний момент.

— Это не может так долго продолжаться, — выдыхает он, снова таща Ромиона за руку. — Она же с нами играет!

Мне хочется сказать ему что-то успокаивающее, но добавить нечего: мы заперты в лабиринте пустых комнат, везде по прялке, и, пока Ромион не коснется веретена, нам отсюда не выбраться.

— Пусти, — шепчет принц, наверное, прокрутивший в голове то же самое. — Пусти, Дами, она меня все равно достанет. Лучше сейчас… Мне сейчас почти не страшно…

Дамиан только стискивает зубы и ускоряет шаг. Но то ли королеве надоело ждать, то ли так и было задумано с самого начала, в следующей комнате мы оказываемся посреди какой-то схемы на полу. Я в ужасе цепляюсь за Дамиана, тот шипит что-то ругательное, а Ромион дергает рукой и на этот раз ему удается вырваться. Дамиан не может его остановить — барахтается в чем-то невидимом. В паутине, как я понимаю, потому что сама застряла в такой же штуке. И, что еще хуже, она не только нас парализует, она еще и лишает голоса — всех нас, кроме Ромиона.

В сказках всегда бывает такой момент, когда героя настигает беда. В той же «Спящей красавице» принцесса все-таки касается веретена, несмотря на все ухищрения ее отца. Только, когда читаешь, это воспринимается как неизбежное. Ведьма же сказала: ты заснешь. И да, принцесса засыпает. Так должно быть. Мне всегда казалось, что это вовсе не трагедия: впереди же обязательно будет прекрасный принц, который найдет и спасет принцессу.

Ромион медленно, как зачарованный, подходит к прялке, поднимает руку… Я вижу его и одновременно бледное, отчаянное лицо Дамиана. И вспоминаю, как сам Ромион говорил, что никакой настоящей любви не будет, что ему предстоит спать вечно. В этот момент мне становится страшно: я смотрю на Ромиона, который обреченно, как марионетка, протягивает руку, и понимаю, что чуда не будет. Сказка или нет, спасатель не явится. Не выпрыгнет сейчас прекрасная дева из-за иллюзорной стены с криком: «Ромион, моя настоящая любовь, дай я тебя поцелую!» Принц действительно заснет. Навсегда.