Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять, небось, золото искать?
— Угадал, — рассмеялся директор. — Работа знакомая, верно? Все равно ведь не усидишь дома, хоть и записался в старики.
— Пожалуй, так, — согласился охотник, не переставая разглядывать Майского. Перед ним сидел зрелый мужчина, с легкой сединой на висках. Но было в нем и немало еще от прежнего Майского: подвижность, простота и какая-то легкая веселость.
— Ты же меня знаешь, Александр Васильич, я в четырех стенах долго не могу. Воздуху мало. Люблю, чтобы небо крышей было, чтобы звезды на нем горели. Тайгу люблю слушать. Вот с Виноградовым-то, Виктором Афанасьевичем, мы славно побродили.
— И как? Удачно?
— Да не то, чтобы очень. Однако кое-что нашли.
Директор кивнул.
— И нам тоже надо бы кое-чего. Немножко. Участок подыскать, где бы вторую драгу пустить. Я в Глухой Лог еду. Хочешь со мной?
— В другой раз, Александр Васильич. Только с дороги, ночь, считай, не спали.
— Верно, верно, я и забыл. Ну, мы еще успеем побывать с тобой и в Глухом Логу, и на шахтах. Устраивайся, отдыхай, а вечером непременно ко мне. Аленка будет рада. Дочку нашу посмотришь. Вспомним прошлые деньки.
— Спасибо за приглашение, Александр Васильич, приду.
— Ну извини, ждут меня на драге. Так смотри, вечером к нам.
Говоря последние слова, Майский уже надевал фуражку и плащ. На крыльцо они вышли вместе. Директор сел в двуколку и покатил по дороге, ломая колесами звонкую корку льда на лужах. Никита Гаврилович посмотрел ему вслед и повернул к дому дяди. Обратно шел также медленно, посматривая вокруг и на встречных людей. Сколько же лет прошло после тех дней, когда ходил вот по этим самым улицам в компании своих сверстников, молодой и беззаботный, не думая о будущем, не тревожась за него. Потом женитьба, короткие, как мгновение, дни радости и счастья, а потом… Лучше бы не было этого потом. И вот жизнь прошла, не заметил даже.
Когда Плетнев вошел в дом, там уже вовсю хозяйничала Домна Никифоровна. Подоткнув подол длинной юбки и обнажив бледные толстые ноги, разрисованные синими вспухшими жилами, она протирала окно. Посреди горницы стояло ведро с водой, из него торчал конец тряпки, а под ним расползалась блестящая лужа. На стульях, на столе топорщились наспех связанные узлы.
— С приездом, Гаврилыч, — поприветствовала его женщина, продолжая заниматься своим делом. — Опять к нам на жительство?
— Выходит так, Домна Никифоровна.
— Давно бы пора. Сколь по чужим-то краям ни броди, а лучше дома родного места не найдешь. Ты уж прости меня на скором слове, а только не люблю я, когда уборка и мужики в доме толкутся. Пойди нето, погуляй али самовар наладь. С дороги-то чаю, небось, захотелось.
— Ага. А Степан Дорофеич где?
— Добро свое таскает, — Домна Никифоровна показала на узлы. — Много у него всякого добра по разным углам растыкано. Ходит, собирает. Он как… — Она сделала паузу и, перестав тереть стекло, посмотрела на Плетнева. — Все пьеть?
— Что вы, Домна Никифоровна, давно образумился. Сын-то, Степан, воли ему не давал. Разве по праздникам, и то маленько.
— В праздник-то и я, грешница, люблю рюмочку выпить. Ну иди, иди. Самовар на кухне. А как закипит, меня кликни.
Взяв самовар, охотник вышел на крыльцо. В сенях нашел корзину с березовыми крепкими углями — они, наверное, простояли лет десять, — сходил за водой и привычно, быстро растопил самовар. Приставил к конфорке длинную черную трубу, из нее тотчас повалил веселый синеватый дым. Никита Гаврилович удовлетворенно посмотрел на давно не чищенный, позеленевший самовар, на широкий двор, в конце которого под навесом все еще похрустывал овсом гнедой мерин, на розовое небо, и суровое лицо его осветила скупая улыбка.
ГЛАВА ВТОРАЯ
С прииска Майский выехал в отличном настроении, что бывало не часто. Радовало весеннее утро, встреча с Плетневым, которого он так долго ждал. Если охотник согласится участвовать в разведке да еще дядю своего уговорит, дело пойдет куда лучше. Прииск с каждым годом увеличивает добычу драгоценного желтого металла, но его надо еще больше. План на этот год снова увеличили. Он, Майский, поспорил для виду с Громовым, но тот, выслушав, сказал только:
— Надо, Александр Васильевич, пойми, надо. И ты это можешь.
Легко сказать; можешь. А как? Все шахты прииска работают на полную мощность, драга — тоже. Остается единственный путь, о котором ему говорил в последнюю встречу Земцов: всеми средствами развивать активность рабочих через соревнование и ударничество. Слепов тоже видит в этом важный резерв и делает все от него зависящее. На последнем партийном собрании речь шла только об этом. Но ощутимых результатов пока не видно. Впрочем, рано еще. А другой резерв, о котором пока он, директор, не говорил в тресте, — разведка вблизи прииска новых земель. Вторая драга сразу повысит добычу, только бы место для нее подходящее подыскать. А тут еще плохо стало с продовольствием. В городах, говорят, хлеб давно выдают только по карточкам. Свободно в магазинах, продуктов никаких, если не считать фруктовый чай. Зато появились особые магазины со звучным, но странным названием «Торгсин». Там есть все, кроме птичьего молока и живой воды. Цены сказочно низкие. Но счет идет на золото и серебро. Земцов говорит, недостаток продовольствия — явление временное, в ряде областей неурожаи.
Хорошо хоть пришла наконец весна. Скоро опять зашумит драга, и добыча золота резко подскочит. Опять начнет палить старая пушка у приисковой конторы.
Пегас вынес седока на взгорье, откуда открывался Глухой Лог с котлованом, по которому передвигалась плавающая фабрика золота. От того места, где несколько лет назад драга начинала работу, она ушла довольно далеко, оставив после себя нагромождения эфелей. На кучи гальки, выброшенные машиной, осенью слетаются глухари. Птицы охотно выбирают мелкие камешки. Котлован расширился и протянулся почти до половины лога. Лет на семь, самое большее на десять Глухого Лога еще хватит, а потом драгу надо переводить. Но куда? Подходящего места не найдено. Об этом он, директор, думает постоянно. Об этом часто заговаривает и Слепов. Никто не позволит драге стоять без дела. Недавно в тресте пообещали дать вторую драгу. Отказываться от нее глупо, а поставить некуда. Не пускать же обе в Глухом Логу.
Натянув вожжи, Майский остановил лошадь у самого котлована. Он был еще весь затянут крепким льдом, но в разных местах по холодной синеве уже расползлись