Все эти песенки были мне знакомы. Ребята просто наделали в штаны от страха. И я решил этим воспользоваться. Я загнал их в угол: пусть докажут свою преданность на деле, а не только на словах. Многие из этих “благонадежных” испарились, так что и след их простыл. Я предвидел это. Они обезврежены. Мне удалось раскачать маятник мафиозной власти в своем городке, многие кланы “Коза Ностры” были сбиты с толку. Стали возникать очаги робкого сопротивления старым мафиози, многие люди – их собрались уже десятки – хотели примкнуть ко мне и моим союзникам в деле мести. И каждый из них обладал ценными сведениями о мафиозных главарях и их стратегиях. Конечно, я сознавал, что, использовав меня, они вполне могли устроить мне веселенькую жизнь. Игра была слишком опасной.

Стало сложно отличить друга от врага. Если в определенный момент интересы человека совпадали с моими, он делался другом, а если нет – врагом.

Я с отвращением думаю о моей тогдашней точке зрения на понятие дружбы. А ведь дружба всегда была для меня несомненной и наивысшей ценностью. Но в те времена речь шла не о дружбе, а об оппортунизме.

Вот уже два дня я лежал в засаде на старом одеяле, брошенном на пол. Сверху я накрылся двумя грязными простынями. Моим убежищем стал чердак шестиэтажного дома. Пальцы застыли на спусковом крючке двадцатизарядной винтовки “Армалайт”, которая могла стрелять и очередью.

Солнце палило сквозь полуоткрытые деревянные ставни. Я весь взмок. После нескольких часов ожидания пришлось снять кожаные перчатки, летом они невыносимы.

Но нужно было набраться терпения и выждать, пока Неторе высунется наружу, – тогда я в одно мгновение разнесу ему голову. Или лучше прицелиться в грудь, как учил меня Голландец: голова слишком мелкая мишень по сравнению с грудью. И более подвижная. “Всегда целься в грудь, между сердцем и легкими. Уж поверь мне, Антонио, тут достаточно пули в 7,62 грамма или даже более легкой – 5,56 грамма. Такие пули идеальны для поражения объекта в пределах ста метров”.

Я же расположился с винтовкой гораздо ближе, к тому же пули в заряде были разрывными. Да, я решил метить в грудь.

Рано или поздно мой враг должен выйти на балкон. Сначала я решил ни за что не покидать своего поста. Но после двух дней ожидания я выдохся. Я отлучался только для того, чтобы поесть. Консервы из тунца, сухари, печенье – в ход шла вся снедь, которую удавалось найти в доме. Я даже представить не мог, что придется ждать так долго. Две пластиковые бутылки уже были заполнены мочой: я не пользовался унитазом, опасаясь, что соседи услышат подозрительный шум из квартиры, хозяева которой, как они думали, находятся за границей. Когда бутылки закончились, я стал мочиться в горшки с цветами.

Внезапно я увидел, как Неторе выходит из дома. Времени на то, чтобы поменять положение винтовки, не было. Я не ожидал, что он так запросто выйдет из передней двери, находясь под домашним арестом.

“Как такое возможно? У него специальное разрешение?” – заволновался я.

Но тем лучше. Теперь у меня был более широкий обзор. Вероятно, Неторе просто спустился поболтать у подъезда с одним из своих прихвостней. Я видел несколько раз, как его навещали приятели. И несколько раз наблюдал его мерзкую улыбочку. Я ненавидел Неторе. Мне хотелось прицелиться ему в голову и разнести ее.

Вечером я заметил карабинеров у дома Неторе. В бинокль я рассмотрел, как один из них обследует цветочные горшки, выставленные на балкончике. В квартире явно происходил обыск.

Я дождался, когда стемнеет, спокойно разобрал винтовку и сложил ее в чехол. Шестое чувство подсказывало мне, что лучше не убивать Неторе в его собственном доме. Я собрал все свои бутылки и вышел на улицу, надеясь никого не встретить. Мне нужно было помыться, сходить в туалет и съесть что-нибудь горячее. Я попытался завести свой мотоцикл, но бесполезно: кто-то выкачал бензин из бака.

Я отмокал в горячей ванне, когда позвонил мой осведомитель и сообщил, что Неторе скрылся. Новость застала меня врасплох и обеспокоила: это был страшный удар. Я отшутился, сопроводив свои слова саркастическим смешком: “Значит, он обделался от страха”. Но на самом деле я так не думал.

Теперь поймать Неторе стало сложнее. Он обладал определенной свободой передвижения, несмотря на домашний арест. Без сомнения, я был одной из его основных мишеней, учитывая то, что Неторе знал о моей причастности к убийству Джуфы и некоторых его племянников.

Необходимо отловить Неторе любой ценой: его авторитет оценивался весьма высоко в “Коза Ностре”. Продолжая лежать в ванне, я решил, что сначала уничтожу людей из его ближайшего окружения. Они и одуматься не успеют. У Неторе тоже не должно остаться времени на составление планов. “Ясно, что у него уже есть какой-то опасный план на уме”, – подозревал я.

Разница между мной и Неторе заключалась в том, что опорой ему служила сплоченная и существующая издавна организация, тогда как наша деятельность носила спонтанный характер.

Пора атаковать, прикончить людей из ближайшего окружения Неторе и лишить его поддержки.

Я сразу начал действовать. На следующее утро я сел на краденый мотоцикл и вместе со своим сообщником отправился к одному из доверенных людей Неторе. Моя жертва работала в шиномонтажной мастерской. Я выстрелил ему в голову, не слезая с мотоцикла. Шиномонтажник скончался на месте, даже не поняв, что произошло.

Несколько дней спустя настала очередь кузена Неторе.

После этого убийства последовало предложение о перемирии. Я знал, что таким образом мафия пытается выиграть время, но не мог сказать “нет”, поскольку Неторе все равно где-то скрывался. Некоторые из моих врагов поведали, что тоже ненавидят Неторе, возлагая на него ответственность за эту войну. Я не был уверен в правдивости их слов, но взял это на заметку.

Я решил тоже потянуть время, но знал: как только выясню местонахождение Неторе, тотчас поспешу туда. Я заставил всех поверить, что соблюдаю договоренности, принятые моими дядьями и отцом в тюрьме: те думали, что я не нарушу их планов, сводя счеты со своими врагами. На самом же деле все эти договоренности были для меня пустыми словами. Мои родственники просидели в тюрьме уже много лет и утратили всякое представление о реальности. Они совершенно не знали обстановку на поле боя. К тому же отец слишком беспокоился обо мне и желал лишь одного: чтобы война побыстрее закончилась. Но я не хотел быстрого конца. Я давно понял, что жить мне осталось недолго – слишком много смертей вокруг. Хотелось бы мне узнать от отца и дядюшек, на каких условиях они заключили перемирие с мафией. Но я не пустился в расследование. Я перестал доверять их стратегии. Несчастные обманывали себя, они не подозревали, что разбудили дракона, который сожрет нас всех, одного за другим.

Наименьшее зло, которое могло приключиться со мной, – это тюрьма. Но даже в тюрьме я не чувствовал бы себя спокойно.

Скоро нашлись доказательства тому, что, прикрываясь требованием передышки, “Коза Ностра” вела грязную игру, наводя порядок в своих рядах при помощи автоматов Калашникова и сваливая всю вину на нашу группу. Бывший босс Рино Риццо, которому едва удалось избежать покушения, устроенного его же прежними союзниками, послал ко мне своих сынков для “срочного разговора”. Он не смог прийти ко мне лично, так как утратил способность двигаться: во время памятного покушения пуля перебила Рино позвоночник, навсегда парализовав его.