В моей прежней жизни я мало чего умела. В светском обществе умела только танцевать на балах, красиво одеваться и плести интриги, но здесь, среди дикой природы, с этим парнем, с которым меня свела судьба, толку от этих умений никакого.

Но, по крайней мере, я не разучилась лгать.

– Вас нашли неподалеку от здания. Вы можете объяснить, что с ним случилось?

– Я пытался в него залезть. Кто бы это ни сделал, но запер двери надежно. Нам пришлось придумывать, как туда забраться.

– Мисс Лару участвовала в этом акте вандализма?

– Вандализма? Мы пытались выжить.

– Мне повторить вопрос?

– Конечно же, не участвовала.

– И вы еще говорите, что все время были вместе.

– Мисс Лару не стала бы делать черную работу. Она ждала в лесу, в безопасности.

– Интересно, а кухня там работает? Только представь: за этой дверью есть настоящая еда!

Она хочет отвлечь меня, чтобы мы не заводили разговор о взрыве.

Я даже хотел сказать, что лучше бы она просто сняла рубашку – тогда бы я сразу отвлекся.

– Очень надеюсь.

Голова болит от опасений. Я знаю, что разумнее, если запал подожжет она – ведь она уже это делала. Если она пострадает, я сумею ей помочь. Но, скорее всего, ничего плохого не случится.

И все же.

– А еще кровать – можно больше не спать на земле.

Я прижимаю ее к себе.

– У тебя все разговоры сводятся к кровати. У вас прямо пунктик, мисс Лару.

– А ты против?

Она изгибается и проводит ладонью по моей руке. Если бы на мне была футболка, Лилиан потянула бы меня за рукав, требуя поцелуй – словно она больше не в силах быть порознь. Она уже заметила, что может лишить меня дара речи на половине фразы.

– Против? Нет, что ты… – Мне очень хочется позволить ей поступить по-своему, поддаться ее уловкам меня отвлечь. Никому еще не удавалось отключать мой разум столь быстро. И все же меня до сих пор гложут сомнения. – Может, ну его, это здание? – тихо говорю я. – Пусть стоит себе. Неужели нам так уж надо попасть внутрь?

Ее рука замирает, и она отодвигается, чтобы на меня посмотреть.

– Шутишь, что ли?

– Я не дурак, Лилиан. – Я вожу кончиком пальца по ее скуле, и кожа розовеет от прикосновений. – Я знаю, как это опасно.

– Это наша единственная надежда на спасение. Внутри должен быть передатчик, мы сумеем послать сигнал бедствия.

Может, теперь для меня спасение стоит не на первом месте.

Слова вертятся на языке, но мне не хватает духу их произнести. Я притягиваю ее ближе и обнимаю за талию.

– Очень надеюсь. Мы даже не знаем, почему планету забросили. Судя по всему, это связано с шепотами, но как?

– Тайна на тайне, – бормочет Лилиан. Она медленно и осторожно вдыхает: это означает, что она собирается с мыслями, перед тем как заговорить. – Ты говорил, что у вас в армии ходили слухи о военных опытах: контроль над разумом и телепатия. Может, корпорации тоже их ставили? Что если дело в этом?

Меня немного смущает, что у Лилиан голова работает лучше всего в постели. У меня-то ни одной мысли…

– Думаешь, они нашли эти… существа, а потом скрыли сведения о планете, чтобы втайне от всей Галактики их изучать?

– Я не знаю, что тут есть, Тарвер, но чем бы – кем бы – они ни были, они умеют многое делать. Они могут заглянуть нам в сердца, залезть в сны, заставить о чем-нибудь думать. Они могут создавать вещи из воздуха. Кто знает, на что еще они способны? Любая корпорация или военные пойдут на что угодно ради такой силы.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что у меня тревожно сосет под ложечкой. Лилиан права, я знаю. Не многие корпорации, видоизменяющие планеты, следуют этическим нормам и проявляют сострадание.

– Что бы ни было, – продолжает Лилиан, – шепоты вели нас сюда. Ответы кроются в этом здании. И завтра мы все узнаем.

Я улыбаюсь.

– Завтра… – отзываюсь я, прижимая ее к себе.

– Что мы сделаем, если нас спасут? Ну, когда мы наедимся, напьемся и наулыбаемся на камеры?

– Улыбаться на камеры будешь ты, – поправляю я, смеясь.

– На твою долю тоже хватит, – говорит она. – Ведь ты герой, спасший жизнь единственной дочери Родерика Лару! Трудновато будет спрятаться от объективов.

– Мой командир все устроит. Меня на неделю отпустят домой, к родителям, чтобы они убедились, что я жив и здоров. Потом на какое-то время отправят куда-нибудь, где тихо. Очень тихо, если мы видели здесь, чего не следовало.

Ее кожа невероятно нежная. По сравнению с ней моя ладонь, которой я глажу ее талию, грубая.

Лилиан молчит, тихо лежа подле меня, и не отзывается на прикосновения моей руки. Я жду, когда она обдумает мои слова.

В конце концов она заговаривает.

– Ты просто… исчезнешь? – тихо спрашивает она. – А как же мы с тобой? Если ты пропадешь, что будет с нами?

На этот вопрос мне не хочется отвечать уклончиво. Я не знаю, что с нами будет. С тех пор как мы увидели то здание и поняли, что можем найти в нем спасение, я изо дня в день старался об этом не думать.

– Мне уже не четырнадцать. – Она приподнимается на локте и пристально на меня смотрит. – Мой отец влиятельный и способен под себя Галактику подмять, но мы под него подстраиваться не будем. Он сильный, но я пойду против его воли. – Ее взгляд серьезный и решительный, но спокойный. – Ради тебя я пойду против него.

У меня перехватывает дыхание. Я сжимаю руку вокруг ее талии, но тут Лилиан тихо вскрикивает. До меня не сразу доходит, что делаю ей больно. Мне хочется целовать ее, чтобы она забыла обо всем на свете… Сердце вот-вот выскочит из груди.

Но я видел, что случается, когда люди возвращаются к реальной жизни.

Видел, что случается, когда они возвращаются к своим друзьям и семьям. Когда их вновь захватывает ежедневный ритм жизни и несет по течению в прежнее русло. Сейчас девушка хочет быть со мной – но вдруг, когда она вернется к своей прежней жизни, для меня там не найдется места? Сейчас она пообещает, но потом, вернувшись, забудет обо мне и обо всем, через что мы прошли…

Не уверен, что переживу это.

Я заставляю себя вдохнуть через силу.

– Лилиан, – мой голос звучит слабо, – мы не должны давать таких обещаний.

Она сглатывает.

– Ты сам не уверен или думаешь, что я не уверена? Поэтому так говоришь?

– Я думаю, что это не так просто, как нам кажется. Вот что я говорю.