доспехи и оружие. Каждый меч, рождённый в искусных руках Нолдо и пламени горна — это творение на благо всего Белерианда!

Сулион пшикнул, насмехаясь над показавшимися неуместными пафосными речами, Линдиро смерил друга недовольным взглядом.

Не обращая внимания на собратьев и неожиданно изменившегося в лице дориатского воина, Аранаро продолжал:

— Может быть, нам всем суждено погибнуть, может быть, нельзя изменить срок, но я уверен, что на обстоятельства своей смерти повлиять мы в силах. И граница, Маблунг, это тот рубеж на карте, где слава и героизм, где нет места низкой подлости. Погибнуть на границе — остаться в легендах и хвалебных песнях. А защищать короля в его дворце — не всегда честное правое дело. Как ты считаешь, честный воин, защищать нолдорана Финголфина — похвально?

— Для его сына — безусловно, — прищурился воин Тингола. — Остальных судить я не стану. И учти, будь так любезен, что я не Амдир, считающий, что его королевства больше нет, значит, вся Арда и дом и не дом одновременно. Я присягнул Элу Тинголу, меня никто не заставлял.

Слова дались крайне тяжело, воспоминания о речах обезумевшей женщины снова заставляли сомневаться.

— Я найду вашу границу, если посчитаю нужным, — мягче произнёс дориатрим.

— Возвращаются! — хохотнул Сулион, указывая обглоданной косточкой в лес. — Слышите?

Аранаро и Линдиро понимающе посмотрели друг на друга с улыбкой.

— Пальцы Териндэ, словно свечи в канделябрах ночей, — пели на два голоса Макалаурэ и Даэрон, соревнуясь, кто придумает более вычурную вариацию основной мелодии. — Слёзы Териндэ превратились в бесконечный ручей,

В комнате Териндэ на пороге нерешительно мнётся рассвет,

Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.

И все эти годы я слышу, как колышится грудь.

И от её дыханья в окнах запотело стекло.

И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.

В её хрустальной спальне постоянно, постоянно светло.

***

Туивьель не заснула после нового всплеска страсти, напротив, ей казалось, что опьянение ушло, и практически в полной мере вернулась ясность рассудка.

Не уверенная, спит её Легенда или нет, эльфийка не задавала вопросов и не двигалась с мгновения, когда, направляемая сильной, но заботливой рукой, положила ладонь на лоб Маэдроса. Туивьель чувствовала тепло, ощущала себя нужной и была абсолютно счастлива. Взгляд скользил по умиротворённому лицу и мерно вздымающейся груди, и теперь Туивьель ясно видела всё: замечала, как Феаноринг прятал правую руку между шкурами, рассмотрела зажившие и постепенно становящиеся незаметными шрамы по всему телу и на лице, жуткий след от ожога на левом предплечье, широкий рубец на левом боку, пепельно-серые пряди в огненно-каштановых волосах. А ещё эльфийка узнала тайны, которые Маэдрос вряд ли кому-либо рассказывал. По крайней мере, так хотелось думать.

«Его жизнь — отныне моя жизнь, — радовалась Туивьель, снова рассматривая спокойное неподвижное лицо, — только моя! Только я могу прогонять чудовищ из прошлого, только мои руки имеют право касаться моей Легенды! У этой привилегии нет цены, но я готова платить бесконечно!»

Примечание к части Песня Трубадура из "Бременских музыкантов" и "Утро Полины" Наутилуса

Глава "Вражда" небесной книги

Растерянность и пассивное подчинение словам отца и брата отступили стремительным отливом, чтобы буйной прибойной волной нахлынул протест, когда черноволосый эльф с алой звездой на груди принёс для леди Линдиэль письмо.

Туивьель уезжает на север в Химринг?! Как же так?

— Авари всегда стремились к тьме! — фыркнула Элиан, свысока смотря на сестру мужа. — Хорошо, что в нашем окружении их стало меньше.

Перепутавшийся с мечтами, воспоминаниями о любимом образе и непониманием происходящего страх исчез, и Линдиэль, снова забыв о манерах, которые должны быть присущи леди, бросила недоеденный ужин в костёр, перепрыгнула бревно, на котором сидела, сбив с него подушки, и ворвалась внезапным ураганом в шатёр отца. Эльфийку ничуть не смутили удивлённые и даже осуждающие взгляды собравшихся Синдар, и, заняв свободное место за столом, Линдиэль уставилась на лорда Кирдана.

— Почему мы уехали? — потребовала ответа дева, и Каленовэ, смутившись, опустил взгляд. — Почему никто не поинтересовался, может быть, я хотела остаться?

— Я не могу подвергать опасности семью, — совершенно невозмутимо ответил дочери Новэ. — Ходят слухи, что Нолдор способны на умышленное убийство друг друга. Массовое убийство, Линдиэль. А ещё молва твердит, будто Нолдор и Тэлери враги. Я не стану делать поспешных выводов и поеду в Дориат только после посещения Виньямара. Уверен, лорд Тургон мне всё объяснит. Однако, я говорил это нолдорану, и повторю вам: если Нолдор действительно враги народу Ольвэ, родному брату нашего короля, нам придётся разорвать с ними дружбу. Мы все оказались в непростой ситуации: Синдар и Нолдор создали множество семей, и нам придётся требовать от живущих на наших землях отречься от своего народа. Я слишком хорошо знаю нашего короля, друзья мои, поэтому и постараюсь решить вопрос мирно. Терять связь с родными или, тем более, враждовать я не хочу.

— Если Нолдор братоубийцы, — твёрдо заявил Каленовэ, — я заставлю дочь вернуться домой и признаю её брак с королём Карантиром недействительным! Мне не нужны такие союзники!

Взгляд лорда Новэ был неоднозначным, однако в нём преобладало несогласие с сыном.

— Моя семья вернётся в Оссирианд! — более прежнего вскипел Каленовэ. — Немедленно! А я еду с тобой, отец. И пусть Тургон даже не думает уходить от ответа!

— Мы не можем заставить его выдавать тайны семьи, — напомнил Кирдан. — Но лорд Тургон обязан помнить своё подчинённое мне положение.

— Как я мог быть так слеп! — схватился за голову сын Новэ Корабела. — Отдал дочь в жёны одному из братоубийц!

— Нолдор не братоубийцы! — запротестовала Линдиэль. — Не все…

Под пристальным взглядом отца эльфийка смутилась, вспомнила, что на совете нужно быть парадно одетой и красиво причёсанной, и замолчала.

— Оставьте меня с дочерью, — твёрдо сказал Кирдан, — да одарит всех нас великий Вала Улмо мудростью, глубокой, словно Его царство. Слава Владыке!

— Слава Владыке Улмо! — ответили Синдар и спешно покинули шатёр.

Проводив взглядом собратьев, Новэ наклонился к Линдиэль.

— Кто он? — вполголоса спросил лорд покрасневшую от смущения эльфийку.