Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично выглядишь, – похвалил Стюарт.
– Не ври, – ответила я с кривой улыбкой. Один уголок рта еле двигался.
– Я не вру, – возразил он. – Как ты, держишься?
Я не ожидала от него подобной вежливости. Но весь свой гнев он, наверное, уже выплеснул.
– Ничего. А ты?
– Возвращаюсь к городской жизни.
– Рада за тебя.
– Не понимаю, чему тут радоваться, – ответил Стюарт почти со злобой.
Так вот он, гнев, никуда не делся.
– Прости. – Я глубоко вздохнула. – Я уже говорила и повторюсь: прости, что я так себя вела.
– До сих пор в голове не укладывается, – признался Стюарт. – Я для тебя был готов на многое, а ты взяла и все растоптала.
– Я с самого начала… – Я мучительно подбирала слова, и было неловко. – Я с самого начала не понимала, почему ты готов отдать мне себя целиком, даже не зная меня как следует.
– Ты мне нравишься! Я старался сделать все правильно!
– Знаю. И ты мне нравишься. Всегда нравился.
– Может, тебе нравился не я, а придуманный образ. – Он махнул рукой куда-то в пустоту. – Нравилось сознавать, что ты так давно обо мне мечтала и вот заполучила; нравилось, что я стану знаменитым писателем.
– М-м-м… – Я задумалась.
– Признайся же.
– Да, и поэтому тоже. Все на самом деле сложнее. Есть и другой Стюарт – который читает вслух стихи, когда пьян, и гладит каждую собаку. Есть тот Стюарт, которого я всегда… хотела… хотела…
Стюарт отмахнулся.
– Понял.
– Ах, какие мы скромные стали за эти дни!
Стюарт неловко хохотнул.
– За эти дни! Уже неделя прошла!
Надо было обратить все в шутку, иначе бы я сорвалась. Я причинила ему боль, и сейчас, когда он был рядом, ощущала ее физически, как раньше ощущала нашу связь. И себе я тоже сделала больно. Хотелось взять свои слова назад, но в последние месяцы я так часто об этом мечтала, что слова утратили для меня всякую цену. И слез у меня не осталось.
– Кажется, будто прошла вечность.
– Мечтаешь меня вернуть? – спросил Стюарт то ли в шутку, то ли всерьез. Он по-прежнему смотрел не на меня, а на склон горы.
– А что, хочешь, чтобы я вернулась? – поддразнила я.
– Не уверен. Не то чтобы… Я просто… – забормотал он.
– Я пошутила. Со мной всегда было нелегко, даже до болезни.
– Все, больше ни одной девушке не позволю втянуть себя в объяснения из-за какой-то там эсэмэски. Терпения у тебя не больше, чем у аквариумной рыбки.
Я разозлилась.
– А вот и неправда!
– Ну ладно.
Вышла мама, стуча деревянными подошвами, набросила полотенце на спинку одного из пустых кресел и снова ушла.
Стюарт уронил подбородок на руки.
– Время было самое неподходящее.
– Ха! – вырвалось у меня. – Чья бы… чья бы…
Стюарт закрыл лицо руками.
– Чья бы корова мычала.
– Да, – отозвалась я.
Стюарт вновь положил руки на колени, выдохнул.
– Скажу как есть. Литературный агент от меня отказался. Вот и пришлось ехать в Нью-Йорк. – Он уставился в землю.
– Ох…
– За все время, пока я здесь жил, я и страницы не написал.
– Сочувствую. – Так вот почему он увиливал от разговоров о своей работе. Он тоже, как и я, лишился будущего. – А тот рассказ, который ты готовил для Марианы Олива?
– Его я написал давно. Он уже опубликован, в одном портлендском журнальчике.
Я смотрела на Стюарта, он сидел понурый. И продолжал говорить. Как выяснилось, в Нью-Йорк он ездил лишь затем, чтобы убедить издателя не расторгать контракт – потому-то он мне не звонил и не писал – так ему было стыдно.
А теперь просил прощения за свою ложь.
– Ничего, Стю, – успокоила его я. – Ты снова пишешь?
– Пытаюсь.
– Помню рассказ, который ты читал с Марианой, и те, что до него уже напечатали. Я их перечитывала недавно, уже после нашей ссоры, и они в очередной раз меня потрясли. У тебя талант.
– Не уверен, – буркнул Стюарт.
Я еле сдержала смех.
– Подумай, как ты еще молод! Раз ты ступил на этот путь – значит, неспроста. Только не бросай!
Наконец-то улыбка! Настоящая улыбка! Впервые за долгое время у него засветились глаза.
– Можешь спорить со мной сколько влезет, можешь оправдываться, и все равно я права, – сказала я тоже с улыбкой.
– Знаю, – кивнул Стюарт.
Слова у меня будто не с губ слетали, а шли от самого сердца.
– Я старалась как можно больше дать тебе и другим, только не знала как, – продолжала я. У Стюарта на глазах выступили слезы, у меня тоже. – Я учусь думать о других, честное слово! И хочу, чтобы ты знал, даже если уже поздно.
– Не надо ничего в себе менять, оставайся собой.
– С собой сладить временами непросто. – У меня задрожала губа. – Мне хотелось всего и сразу.
Стюарт взял меня за руку, как в прежние времена. Слезы отступили.
– У тебя страшная болезнь. И куда меньшие несчастья превращают людей в эгоистичных чудовищ.
Я рассмеялась.
Стюарт добавил:
– Мы рождаемся на свет эгоистичными чудовищами.
Мы посмеялись, все еще шмыгая носами.
Стюарт поднялся, протянул мне руку, мы встали друг против друга. Долго обнимались, дрожа и рыдая, и я гладила его по спине.
Стюарт глянул на часы.
– Тебе пора?
– Да, пора.
– Ты был для меня особенным человеком, – тихо сказала я.
– Только не надо в прошедшем времени, – срывающимся голосом ответил Стюарт.
– Ты для меня особенный человек, – поправилась я, ведь так оно и есть.
– Думаю, мы были бы хорошей парой, если бы не обстоятельства, – шепнул он мне на ухо.
– Да, согласна. – Но от обстоятельств никуда не денешься. Нет для меня больше никаких «если» и «может быть». Есть то, что есть.
– Если тебе что-нибудь будет нужно, скажи.
– Да, нужно, прямо сейчас.
– Говори.
– Продолжай писать.
Мы разжали объятия.
– Ладно, – кивнул он. – Хорошо.
Впервые за шесть лет вместе с родителями я отправилась на мессу в церковь Божией Матери Неустанной Помощи