– Бабуля тоже такой бывает, – отозвался Куп. – Если устала или ей неуютно.

Я усмехнулась.

– Заведу себе восточный халат, в нем-то всегда уютно.

Куп многозначительно кивнул.

– Тебе пойдет!

Мы помолчали.

– А дождик перестал, – заметила я.

– Ага, – кивнул Куп, глядя сквозь ветровое стекло.

– Торопишься домой? – спросила я.

Куп пожал плечами, перевел взгляд с меня на часы на приборной панели.

– Не-а.

Я оглянулась на дом. Вот-вот вернутся мама, папа и младшие. Но почему-то не хотелось его отпускать. Наверное, потому же, почему я так обрадовалась ему тогда, на крыше, в День независимости. – Поужинаешь с нами?

Куп тут же отстегнул ремень.

– А сосиски будут?

– Возможно.

– Что ж, попытаю счастья.

Куп вышел из машины, мы захлопнули дверцы.

– Интересно, что за истории я буду рассказывать снова и снова?

– Кто знает… – Куп широко улыбался, шагая со мной к дому. – Но, главное, надо нам завести козу.

Я: Как твои встречи?

Стюарт: Нормально.

Стюарт: Как там у вас дела?

Я: странно и неплохо

Стюарт: странно и неплохо?

Я: объясню, когда вернешься домой

Дэви спросила меня, почему я так беспокоюсь о чистоте зубов. Она видела, что сегодня я три раза почистила на ночь зубы. Потому что не могла вспомнить, чистила я их или нет. Вот я и придумала систему – как почищу зубы, буду оставлять щетку на раковине, а мама с папой потом уберут, когда уложат детей, – а для себя оставила записку: «Если щетка на раковине, значит, ты уже почистила зубы. Если она в шкафчике, значит, надо почистить».

Новый день. Снова пасмурно, но к десяти утра солнышко все-таки выглянуло, и зашел Куп с теннисными ракетками – мол, будем учиться играть в этот чертов теннис! Сама не знаю, зачем я написала про теннис в «группе поддержки», но Куп, к несчастью, увидел и запомнил, так что прости, дорогая Серена Уильямс, я испоганила твой любимый вид спорта!

Однако согласно научным данным, людям с нарушениями памяти необходимо учиться новому, это им на пользу – и все равно не знаю, что меня заставило выбрать теннис. Прости за огрехи в стиле, это все из-за лекарств, но если честно, писать под таблетками – сплошное удовольствие, потому что о красоте слога не задумываешься.

Но я, как всегда, расскажу тебе все, что помню.

Хоть я и туго соображаю.

Ну так вот, зашел Куп и, клянусь, сразил меня своим нарядом наповал: он был в красных шортах, в гольфах, в любимой майке «ВСЕ В КАЙФ», в летных очках, волосы перехвачены махровой повязкой. Когда я его впустила в дом, он увидел, как Гаррисон в наушниках играет в Minecraft, подкрался к нему сзади, уставился в монитор, и Гаррисон подскочил, снял наушники и ахнул: «Ты что, сдурел?»

А Куп сказал: «Я Пит Сампрас», – таким зловещим шепотом.

Мы присмотрели во дворе местечко поровнее, и Куп принес из сарая веревку, натянул между двумя деревьями, а на ней развесил старые рубашки, мои и папины.

– Теннис! – воскликнул он.

– Я и пяти минут не продержусь – вздохнула я.

– Неважно сколько, главное – умеючи, – сказал Куп таким тоном, будто речь не про теннис, а про пенис. – Готова? – Он подбросил мяч и залепил по нему ракеткой.

Я промахнулась всего на пару сантиметров.

– Твои бледные ноги мне не дают сосредоточиться, – оправдывалась я.

– Все внимание на мяч! – сказал Куп, и я засмеялась. Я уже выдохлась и неуклюже отбила мяч ногой.

Еще подача Купа. Я снова промазала. Куп подбежал к сетке из рубашек.

– Иди сюда, – поманил он. Просунул голову между папиной серой футболкой «ГОРОД ЛИВАН» и моей трикотажной рубашкой «ДЭН И УИТ» и улыбнулся. Протянул мне мяч для подачи. Я засветила ему мячом по голове и впервые за день подумала, что теннис – хорошая игра.

– Ого! – сказал Куп. – Ну ты и разошлась! – И потрусил за мячом.

Когда он прибежал, я уже уселась на землю. Сердце колотилось как бешеное.

– Я кое-что другое придумала, – сказала я Купу.

– Что? – спросила Куп, усаживаясь на траву лицом ко мне.

– Называется «феми-теннис». Будем катать мяч туда-сюда и задавать друг другу вопросы о великих женщинах.

Я не ожидала, что Куп согласится, но вскоре мы сели друг против друга, сложили ноги ромбом, чтобы катать мяч, и условились: икры – после семидесятых годов, бедра – до пятидесятых, колени – любая эпоха. Я победила с большим отрывом, но и Куп бился достойно, особенно когда отвечал на вопросы о жизни Гарриет Табмен[9], и, как ни странно, поразил меня знаниями о японской художнице-авангардистке Яеи Кусама. Я попросила Купа записать ее имя, и оказалось, она тоже страдает нарушениями памяти и галлюцинациями – ей видятся большие поля в горошек. Я рассказала Купу, что полей в горошек не видела, зато видела великанов, и он тоже вспомнил, как мы играли в великанов: строили из камней и палочек домики, а потом ходили по ним.

И когда вернулись из лагеря младшие, мы научили этой игре Бетт и Дэви, и они понастроили изящных домиков из палочек от мороженого, и когда уже собирались их растоптать, Дэви закричала: «Подождите!» И спросила, как называется игра, и мы с Купом переглянулись, пытаясь вспомнить, и сошлись на том, что названия у нее не было, просто «игра в великанов». Бетт и Дэви игра понравилась. Вернее, Бетт она очень-очень нравится. А Дэви, по-моему, просто любит украшать домики наклейками со стразами.

Пришла очередь Купа выбирать игру, но мы оба уже выбились из сил, растянулись посреди двора, и стали смотреть на облака.

– Неплохо поиграли в теннис! – сказала я.

– Да, теннис – отличная игра, – отозвался Куп.

А потом, не знаю, как это вышло, мы лежали бок о бок, почти касаясь друг друга плечами, и захотелось поблагодарить Купа за этот день – мы с ним, конечно, просто друзья, но благодарность моя была глубже, чем обычное «спасибо, что подвез» или «спасибо за угощение», и я накрыла его ладонь своей, а Куп на секунду удержал мою руку, а потом мы разжали пальцы.

– Покажи девочкам Капитана Палкина, – сказала я чуть погодя, любуясь облаком, похожим на рыбку.

– Прямо сейчас? – переспросил Куп.

– Нет, можно как-нибудь потом, – ответила я.