— Возвращайтесь в координационный центр. И ни о чем не беспокойтесь. За нас уже побеспокоились… Все будет в порядке. — Гонорий отхлебнул из стакана, проглотил порцию, поморщился. — Вы ничего не понимаете, Траян. Мы сейчас ориентированы на единственную задачу. Обеспечить прибытие войск.

— Каких войск? Куда?

— Возвращайтесь на свое рабочее место и ни о чем не беспокойтесь. Все под контролем. — Он снова отхлебнул из стакана. — Все под контролем…

В центр по координации он вошел, еще не остыв после разговора с начштаба, а потому позволил себе накричать на дежурного офицера, который заикался и путался в объяснениях.

— Был п-приказ, двадцать минут назад. П-принять войска и разместить на орбите.

— Какие войска? Где принять?

— Принять здесь, — ответил офицер. — Г-гвардейскую

— Корабли гвардейской дивизии лягут на орбиту Геи?

— К-кажется, да.

Траян вдруг почувствовал, что ему тоже хочется расстегнуть верхнюю пуговицу кителя.

Ковчег Алых Зорь

Хотя для сиятельной дочери были подобраны самые богатые покои, в их убранстве все же сквозил рыцарский аскетизм. Пол из бурого камня был застлан грубым вязаным ковром, стены укрыты примитивными гобеленами. Окно узкое, а из мебели только кровать, тумба и небольшое зеркало — естественно, разбитое.

Днем Серафима не обратила на интерьер ровным счетом никакого внимания, и только сейчас, бесплодно пытаясь уснуть, лежала с открытыми глазами и оглядывала «мужицкий люкс», как его презрительно окрестила Нина. Разглядеть удалось не все. Свет плафона возле кровати не доставал до дальней части комнаты, и противоположные углы были погружены во тьму. Серафима помнила точно, что, когда вошла сюда днем, там было пусто. Лишь на гобелене красовался вышитый рисунок Великой змеи Сигизмунды и ее дочери Марии, обвивающей тело матери.

Теперь ей казалось, что в углу что-то находится. Разглядеть это «что-то» было невозможно. Нужно встать и включить общий свет — тогда будет ясно, что в углу никого нет. Все, что она видит, есть плод ее воображения. «Ого! — вдруг спохватилась она. — „Никого“! Вот я и одушевила свое видение».

В груди поднялось волнение. Серафима уже собралась выполнить задуманное, когда темнота в углу шевельнулась. Часть тьмы отделилась от основной массы и выдвинулась к свету. Сгусток не рассеялся, а лишь слабо колыхался. Девушка теперь отчетливо видела, что это все-таки не «что-то», а «кто-то».

Она судорожно сглотнула.

— Кто бы вы ни были — я вас не звала!

Сгусток тьмы плавно покачнулся. Как человек, который собирался двинуться на зов, но затем остановился.

— Серафима, — тихо раздалось из темноты, и девушка узнала голос матери.

— Нет, — в ужасе пробормотала она.

Из темноты появилась рука. И девушка узнала ее: и перстень, и широкий рукав платья. Она даже почувствовала запах духов, который исходил от Фреи в то памятное утро.

— Нет! — уже громче произнесла девушка. — На Ковчеге не может быть сенобита. Ему сюда не пройти.

— Поверь мне, Серафима… — просил сладкий голос — Позови меня.

Серафима оглянулась на разбитое зеркало.

— Шахревар! — жалобно протянула она.

Гудок аппарата связи прозвучал громко и тревожно. Серафима подпрыгнула на кровати. Зыбкая тьма всколыхнулась, и протянувшаяся из нее рука исчезла.

Сиятельная дочь быстро поднялась с кровати и включила свет. Как она и ожидала, угол оказался пуст. Аппарат связи трезвонил настойчиво, даже бесцеремонно. Периодически оглядываясь на дальнюю часть комнаты, девушка подошла к интеркому и включила его,

— Простите меня, Серафима, — раздался в ухе голос Антонио. — Но я не мог сдержаться… Соединяю.

Над интеркомом на тумбочке вспыхнул экран. В первый момент девушка не узнала человека, который появился перед ней — настолько он постарел.

— Доченька!

Ее глаза невольно увлажнились.

— Папа…

— Как я рад, что с тобой все в порядке! — трогательно произнес глава Великой Семьи. — Я так счастлив, что ты просто не представляешь! С того момента, как я узнал о происшествии в Храме Десигнатора, я не нахожу себе места. Не хватало… — Голос великого мужа дрогнул. — Не хватало потерять еще и тебя.

— Значит, мама…

Он пристально смотрел на нее, прежде чем ответить.

— Мамы больше нет.

Она выдержала прямой взгляд. Не опустила глаза и не заплакала, хотя очень хотелось.

— Я это чувствовала, — произнесла она тихо. — Но все-таки надеялась, что мои чувства меня обманывают.

— Где ты сейчас? Я забыл спросить Антонио.

— На Ковчеге паладинов.

Аркелл на мгновение задержался с ответом.

— Как неожиданно… Впрочем, это лучшее решение из всех.

— Да, это была идея Шахревара.

— И весьма мудрая идея! Даже в страшных битвах, когда войска звездных государств несли колоссальные потери и сдавали планету за планетой, лишь Ковчег оставался неприступным для врага.

— Я могу увидеть маму?

— Похороны через шесть дней… Но мне не хотелось бы, чтобы ты сейчас возвращалась на Гею. Обстановка здесь какая-то нервная. Пока оставайся на Ковчеге. Ты сможешь?

— Да, папа… Ты сейчас в усадьбе?

— — Довольно тяжело находиться здесь, — вздохнул отец. — Но, согласно обычаям нашей семьи, мама будет похоронена на родовом кладбище… Мне понадобится от тебя небольшая помощь. Через Антонио я перешлю список родных и близких, приглашенных на похороны. Проверь его, а то я боюсь, что по рассеянности мог кого-нибудь пропустить.

— Хорошо.

— Вот, — задумчиво произнес Аркелл. — И оставайся пока на Ковчеге. За день до похорон пришлю за тобой корабль.

— Я точно успею?

— Точно. Не сомневайся.

Повисло неловкое молчание. Ни родитель, ни дочь не могли подобрать темы для продолжения разговора. Впрочем, Серафиме было достаточно того, что она просто видела отца. Пусть даже он находится на расстоянии многих световых лет, все равно ей казалось, что он рядом, только протяни руку. Насколько же прав был Антонио' что позвонил ему!

— Кстати, твой жених тоже беспокоился о тебе, — вспомнил Аркелл.

— Уильям? — оживилась Серафима. — Как он?

— Как и я, не находит себе места. Забросил учебу, отменил все политические встречи. И прямо-таки поселился в кабинетах Службы общественной безопасности, которая проводит расследование. Мне нравится этот деятельный молодой человек.

— Да, он такой! — улыбнулась Серафима, испытывая гордость за своего возлюбленного.