Рейф сделал несколько шагов и осмотрелся. «Все изменится, когда я покину это место», – сказал он себе. И действительно, почему бы не начать возвращение именно сейчас?

Бросив взгляд в сторону бара, Рейф сразу нашел себе первого противника. Бойцы участвовали в боях по разным причинам. Одним просто нравилось это занятие. Другие жаждали денег. А некоторые любили пускать людям кровь. Финн О’Мэлли принадлежал к последней категории. Когда-то, уже довольно давно, он был чемпионом, но в течение последнего десятилетия постоянно занимал крайний левый стул у барной стойки в Крукт-Руке. Финн вставал со стула только для того, чтобы выйти по нужде или нанести кому-нибудь удар. Финн дрался со всеми, и проигравший покупал ему следующую кружку. Он не платил за свое пиво уже несколько лет.

Рейф направился прямо к нему. Престарелый ирландец уставился на него подслеповатыми глазами-щелочками.

– Никак это Брандон? Что тебе надо?

– Мне нужен бой. Один бывший чемпион против другого, идет?

О‘Мэлли презрительно фыркнул.

– За пиво я дерусь только с идиотами. А с чемпионами – за деньги.

– Это можно устроить. – Рейф достал из кармана кошелек и, вытащив оттуда несколько монет, положил их обратно в карман. Кошелек же бросил на барную стойку, и тот упал, звякнув очень солидно, то есть был далеко не пустым. – Сохрани это для нас, – сказал он бармену.

Глаза О’Мэлли вспыхнули, и Рейф понял, что поединок будет нелегким. Что ж, вот и хорошо. Он, Рейф, не искал легких путей.

– Я готов, – сказал О’Мэлли. И, опершись обеими руками о стойку, сполз со своего стула. – Только дай мне несколько минут – надо выйти отлить.

– Да, конечно, – Рейф кивнул.

Какое-то время он стоял у барной стойки, собираясь с мыслями. И вдруг увидел появившуюся перед ним кружку портера.

– От леди. – Бармен указал взглядом в дальний угол таверны.

Леди? Ха-ха! Это заведение посещали «леди» только одной категории.

Рейф посмотрел в указанном направлении. Изящная. Темноволосая. Соблазнительная. Доступная.

И Рейф знал, как будут дальше развиваться события. Сначала он выиграет бой, затем поднимется с ней наверх. Он захочет смыть кровь и пот, но она предложит ему не беспокоиться. Когда же он притронется к ней, она задрожит – специально, разумеется (потому что ей нравится изображать испуг). А после этого все пойдет в точности так же, как бывало раньше – быстро, грубо… и безо всякого удовлетворения.

Он взял кружку, стараясь подавить в зародыше чувство вины. Не исключено, что ему требовалось именно это. Пора уже перестать пускать слюни из-за женщины – невинной, хорошо воспитанной девственницы, которую он не мог получить.

И действительно, что он делал бы с бесконечными ярдами кружева цвета слоновой кости и с огромной кроватью с двумя дюжинами подушек? Нет, не будет никаких брачных ночей, медовых месяцев и счастливой жизни в сказочном замке. По крайней мере – для такого человека, как он.

– О, какие люди!.. Рейф Брандон! – Из задней комнаты вышел Салем Джонс, и в руках он держал небольшой сундучок, который тотчас же поставил на соседний столик.

Рейф протянул ему руку, но Салем привлек его к себе и обнял.

– Тебя очень долго не было, – сказал он, похлопав Рейфа по спине.

Джонс был из освобожденных рабов. Родился же он на Ямайке и приехал в Англию с группой аболиционистов около двадцати лет назад. Его волнующие рассказы о рабстве очень нравились спонсорам-квакерам. Когда-то он был бойцом и знавал хорошие годы. Однако, в отличие от многих, Джонс обратил свой успех в нечто осязаемое – в Крукт-Рук.

В ночные часы, обдумывая свою жизнь вне боев, Рейф говорил себе, что непременно купит долю в этом заведении. Что бы он ни утверждал в спорах с Клио, было абсолютно ясно: он не сможет драться до старости. Поэтому следовало как-то обеспечить свое будущее. Но сделать это Рейф собирался на своих условиях: он не желал быть местным «героем», который дерется за пиво и впечатывает кружки в оштукатуренные стены.

– Бьюсь об заклад, ты пришел за этим. – Джонс похлопал по сундуку. – Остальное – в задней комнате. Скажешь бармену, и он принесет.

Честно говоря, Рейф почти забыл об этих вещах. Он попросил Джонса сохранить для него сундуки, когда выехал из своих комнат в Харрингтоне – не хотелось загромождать склад во время тренировок.

Рейф открыл сундук и стал перебирать стопки полотняных рубашек и шерстяных штанов, надеясь обнаружить что-нибудь подходящее для спарринга. Добравшись до дна, он увидел маленькую деревянную шкатулку, в которой хранились письма Клио. Рейф мысленно усмехнулся. Он только что решил забыть о ней, но она преследовала его даже здесь.

Да-да, Клио была с ним везде, разве не так? И не важно, сколько раз он менял адрес. Долгие годы она отправляла ему эти послания – одно-два в месяц. Рейф складывал их в шкатулку. Он не перечитывал их, но и избавиться от них тоже не мог – хранил как милые воспоминания.

– Итак… – О’Мэлли вернулся. – Начнем?

– Через несколько минут.

Рейф опустился на стул, заказал себе пинту портера, послал бутылку вина «леди», которой предстояло провести ночь одной, а потом занялся тем, чего не делал уже очень давно: начал читать письма. Почти все послания Клио были короткими записками, в основном – приглашениями, иногда содержавщими семейные новости. Но все эти новости давно устарели и не имели особой важности.

«В следующий четверг мы устраиваем званый обед. Если у вас нет никаких планов на этот вечер, будем рады вас видеть».

«Примите самые теплые поздравления с днем рождения от всех членов семьи Уитмор».

«Я получила письмо от Пирса и взяла на себя смелость переписать те его части, которые могут вас заинтересовать. Мы проведем весь август в поместье моего дяди в Хартфодшире. Будете неподалеку – заезжайте».

Рейф перебирал одно письмо за другим, вчитываясь в каждое слово – от приветствия до прощания. Когда же он, закончив чтение, протер уставшие глаза, небо уже потемнело.

Все эти послания были очень короткие и вроде бы – совершенно ничего не значившие. Но, прочитанные одно за другим, они оказывали сокрушительное воздействие. Когда он окончательно разругался со старым маркизом, двери родительского дома оказались для него закрыты. Другие члены семьи и знакомые из высшего общества тоже перестали его приглашать – все, кроме Клио. Она снова и снова пыталась достучаться до него, никогда не позволяла удалиться слишком далеко, и всегда была готова принять его, – когда бы он ни вздумал появиться. Но, конечно, она не могла знать, что это для него значило. А он никогда не пытался ей это объяснить.

Ирония судьбы! В юности Рейф никогда не чувствовал себя членом семьи, но чем старше он становился, тем отчетливее видел унаследованные им черты Брандонов. Честолюбие, гордость и упрямое нежелание признавать какие-либо чувства до того, как становится уже слишком поздно…