– И знаешь, он приходил на мои бои, – продолжал Рейф.

– Старый маркиз? – удивилась Клио.

Рейф утвердительно кивнул.

– Но как же так?.. Если честно, я шокирована. Я навещала старого маркиза примерно раз в две недели, и он никогда об этом не упоминал.

Рейф снова пожал плечами.

– После той ссоры мы с ним никогда больше не разговаривали, но отец всегда присутствовал где-то в толпе – ужасно строгий, с вечно поджатыми губами. Он никогда не издавал ни одного звука и не аплодировал. Думаю, он раз за разом убеждался, что был прав в отношении меня.

– Ты радовался, когда видел его среди зрителей?

Рейф покачал головой.

– Нет, я чертовски злился. И его присутствие заставляло меня биться еще яростнее – ведь я не мог проиграть у него на глазах. В глубине души я надеялся, что однажды, когда я одержу какую-нибудь особенно эффектную победу, отец выйдет из толпы, чтобы пожать мне руку. И мне хотелось, чтобы он сказал: «Хорошая работа, Рейф». Этого мне было бы достаточно. Но за четыре года моего чемпионства этого ни разу не произошло.

В день моего поединка с Дьюбоузом я снова увидел его в зале. И мне вдруг подумалось: «Если его не впечатляют мои победы, то, возможно, сердце старика дрогнет, когда я потерплю поражение…»

– Ты хочешь сказать, что проиграл намеренно?

– Нет, этого я утверждать не могу. Не хочу быть несправедливым к Дьюбоузу. В тот день он был великолепен. Но мысль о поражении тогда овладела мной. А любой тренер знает: если думаешь о поражении, то обязательно проиграешь. Так и получилось. Я проиграл, причем вчистую.

– Да, я помню твои синяки и ссадины. – Клио поморщилась. – Но что же тогда сделал твой отец?

Рейф в очередной раз поднес к губам стакан. Сделав большой глоток, ответил:

– Ничего. Он уехал домой, не сказав мне ни слова. Той ночью у него случился сердечный приступ. Остальное ты знаешь. Отец так и не оправился и через неделю умер, – добавил Рейф со вздохом.

– О нет! – воскликнула Клио. – Рейф, ты же не думаешь, что это из-за тебя? Ты же не винишь себя в его смерти?

– Как я могу не чувствовать своей вины? – Он помассировал пальцами виски. – Я ведь не знаю, что отец чувствовал той ночью. Может, он испытывал отвращение. А может, тревогу. Возможно, был доволен. Но какие бы эмоции ни владели им той ночью, они были такими сильными, что сердце старика не выдержало и взорвалось. А я поджег запальный шнур.

– Рейф, послушай меня… – Голубые глаза Клио были полны сочувствия. – Пойми, твоей вины в его болезни не было. У него и до этого случались сердечные приступы. Старый маркиз был болен.

Рейф кивнул, но не почувствовал облегчения. Если Клио говорила правду, то ему следовало бы об этом знать и проявить к отцу больше внимания. Возможно, тогда старый маркиз дожил бы до приезда Пирса.

– Мне сообщили, что он умирает и зовет сына, – проговорил Рейф. – Но я сказал себе, что не поеду. Потому что я – не тот сын, которого он зовет. Но в конце концов… – Рейф на секунду умолк. – Я не смог оставаться в стороне.

Клио подалась вперед и взяла его за руку. Он попытался высвободить руку, но сразу обмяк, а потом легонько сжал ее пальцы в знак благодарности.

– В общем… я приехал в дом маркиза. И долго стоял у его постели. Он уже мало что соображал, был очень слаб. Судя по всему, в голове у него все перепуталось. Я видел многих бойцов в плохом состоянии, но мне ни разу не доводилось видеть человека, переходившего от неукротимой силы к беспомощной слабости так быстро. Вероятно, он не понимал, где находится и что происходит, и только твердил: «Мой сын, позовите моего сына». – Рейф кашлянул. – Я сказал ему, что Пирс в Вене. По-моему, он не понял.

– Быть может, он звал тебя?

– Не знаю. Не исключено, что он все это время любил меня. Возможно, он посещал бои в надежде, что я увижу его в толпе и подойду к нему. – Рейф выпустил ее руку. – Я знаю только одно: после его смерти мое поведение показалось мне очень глупым. Ведь я долгие годы старался вести себя как можно хуже, по кирпичику выстраивая свою дьявольскую репутацию только для того, чтобы досадить отцу. Как много упрямой гордыни… и потерянного времени.

– Время потеряно только в том случае, если не извлекаешь из прошлого уроки, – заметила Клио.

– Ты в это веришь?

– Приходится верить. Иначе мне придется выбросить из жизни последние восемь лет.

Рейф надолго задумался, потом сказал:

– Полагаю, ты права. Я не сумел вернуться и стать хорошим сыном, но у меня есть шанс, хотя и небольшой, стать хорошим братом. Конечно, мы с Пирсом никогда не станем лучшими друзьями. Он никогда больше не увидит отца, и это – моя вина. Я не могу вернуть старика, зато могу…

– Сохранить жизнь его собаке, – перебила Клио. – И заставить его невесту ждать.

Рейф не стал отрицать очевидное и, кивнув, продолжал:

– Ты говоришь, Пирс не испытывает к тебе страсти. Что ж, возможно, ты права. Но Пирс очень похож на отца, так что я не могу исключить существования глубоких чувств с его стороны. Просто ему, в отличие от меня, свойственна сдержанность Гранвиллов. И если он тебя потеряет… это может его сломать.

Клио опустила голову и закрыла лицо ладонями. А Рейф вновь заговорил:

– Я знаю, ты не хочешь больше ждать. Но осталось всего несколько недель. Если ты хочешь расстаться с ним, я не стану мешать. Но пойми, я не могу стать тем человеком, который нанесет ему такой жестокий удар. – На совести Рейфа уже было одно разбитое сердце, и он решил, что этого ему более чем достаточно.

Клио по-прежнему молчала, а он продолжал:

– Поверь, ты никогда не узнаешь, как он к тебе относится на самом деле, если не дашь ему шанс.

– У него было восемь лет, и он имел множество шансов. Я тоже хочу получить шанс – хотя бы один-единственный.

– Это и есть твой шанс. Просто вы с Пирсом должны быть честны и откровенны друг с другом.

– Ты прав, – сказала Клио, немного подумав. – Я понимаю, что ты прав. Мне не следовало просить тебя подписать бумаги. Это было эгоизмом и трусостью с моей стороны. Но я действительно боялась, так боялась… Как я сумею отстоять свои позиции в разговоре с ним? Он ведь дипломат, который не раз убеждал чужие правительства подчиниться… Боюсь, я выйду за него замуж, даже совсем того не желая.

– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал Рейф.

Клио криво усмехнулась, а он добавил:

– Но я действительно так думаю. Ты целую неделю не испытывала никаких трудностей, споря со мной.

– С тобой – совсем другое дело. – Клио вздохнула. – Я никогда ни с кем не говорила так, как с тобой. Ты не соглашаешься со мной, но, по крайней мере, слушаешь меня и берешь на себя труд спорить.

Рейф в смущении пожал плечами.