Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут ко мне силы и вернулись. Оторвалась от него и стала кулаками ему в грудь молотить:
— Чурбан! Бревно бесчувственное! Идиот!
Он отпрянул:
— Тише, тише! Ты чего расшумелась?
А меня несло! Долго всякие ему эпитеты придумывала. Он молчал, смотрел на меня. Когда выдохлась, всхлипнула:
— Дурак, люблю я тебя! Я жить без тебя не могу!
Он все равно молчал, смотрел на меня и грустил как будто.
— Сережа! Ну не молчи.
Он очнулся:
— Маш, я Вику люблю. Ничего тут не поделаешь.
— Да не любишь ты ее! Придумал себе!
— Люблю. Даже больше — она мне родная.
— Да ты просто ей обязанным себя считаешь за то, что она пережила вместе с тобой! Так она еще не раз переживет. Чего ты боишься?
— Я не боюсь. Я люблю ее. И обязан, конечно, тоже.
Какая я дура, что тогда помочь ему отказалась!
— Маша, давай раз и навсегда для себя решим: или мы добрые друзья, или просто перестанем общаться. Третьего не будет. Я если Вику предам, то никогда сам себе не прощу. Есть в жизни такие вещи, которые определяются раз и навсегда.
Я все равно не отступлюсь, Безуглов! Плохо ты меня знаешь. Это у тебя в памяти еще все свежо, вот и благородство плещет. Подождем, я терпеливая. Всхлипнула еще раз напоследок:
— Все, Сережа, прости меня. И правда устала. Давай все как прежде.
Он вздохнул облегченно, по голове меня погладил:
— Спи, — и в люльку свою опрокинулся.
А я снова заплакала. Теперь уже потихоньку.
Потянулись тоскливые дни великой дружбы. Сергей по-прежнему редко звонил, я тоже старалась не навязываться. Надежда таяла. Пару раз на концерты какие-то его вытаскивала. Под предлогом, что билеты случайно достались. Один раз он меня поужинать в ресторанчик сводил. И все. Я с Бычковым на всякий случай помирилась. В общем, радости в жизни не было. В ноябре сороковник Безуглову справили. Без излишеств. Сергей с Викой и детьми, Алка с мужем и Гришкой, пара уцелевших Серегиных друзей и мы с Бычковым. Все в тот же канадский ресторан пошли. Безуглов вдумчивый был. Я, конечно, подколола:
— Что, Серенький, тяжело стариться?
А он вдруг разоткровенничался:
— Да не в возрасте, Маш, дело. Сорок — не так уж и много. Скучно мне. Я всю жизнь делом занят был, суетой, планами. А тут вдруг девать себя некуда стало. Деньги, спасибо Максу, текут. Мне самому шевелиться хочется. Надоело отдыхать.
Вот оно! Мария, время пришло! У меня внутри все запело: я знала, знала, что пасторальная жизнь не для него! Но виду не подала:
— Так придумай себе что-нибудь. У тебя же мозги — дай бог каждому!
— Противно мне здесь шевелиться. Такого натерпелся, сама знаешь. Оплевали со всех сторон. Не отмоешься.
— Ну, не знаю. Мне вот тоже все опостылело. Может, столицу рванем завоевывать?
— Нужны мы там!
— А что? Зря ты так. У меня уже море знакомых поуезжало. Здесь все продали, там тем же самым занялись, чем и здесь занимались. Зато в Москве! И возможностей больше, и жизнь интереснее. Детям нашим опять же перспективы.
Мне показалось, что я его зацепила. Подлила масла в огонь:
— Кстати, один знакомый там по твоей части занялся. Не то стройками, не то стройматериалами. Коттедж себе уже купил. Там, говорят, по строительной части сейчас бум. А ты же спец! Замутишь дело, Вику потом вызовешь, Гришку в столичный вуз переведешь. А?
Зацепила! Зацепила!! Все, пока хватит, пусть переварит. Вечер пошел веселее.
А через месяц погиб Макс. Застрелили его в подъезде. Видать, не поделился с кем-то. У нас не забалуешь. Безуглов, конечно, убивался. Правда, после этого доля Макса в медиахолдинге к Сереге перешла, но не очень-то это его радовало. Богаче стал, а дело все равно не его. Ему бы в каске по стройке бегать, прорабов гонять, а тут — радио, журналы, промоушены всякие. Знаю, не его это песня. Догадки мои скоро подтвердились.
Наступил Новый год. На сей раз традиционно завтракать тридцать первого декабря с Безугловым не стали. Потому что они с Викой нас с Бычковым (дожили!) пригласили праздновать Новый год к себе, а заодно и новоселье отметить — они как раз в коттедж переехали. Который я на Вику оформляла.
Приехали. За городом хорошо. Снежок свежий похрустывает, елку во дворе гирляндами светящимися нарядили. А воздух!
— Мы тоже коттедж за городом купим, — Бычков мне завистливо шепнул. Да не дай бог!
Гостей прилично собралось. Веселились. Фейерверки пускали. Камин топили. Улучила момент, спросила у Сереги:
— Ну как тебе в новой должности?
Поморщился:
— Работы, конечно, много, но не мое это. Тяну, потому что надо.
— Про Москву не думал?
— Думаю все время. Заманчиво, конечно, — и глазом сверкнул. — Может, рискнуть?
Торопить его не стала:
— Сам решай. Съезди для начала, осмотрись. Если решишь, то холдинг свой всегда за приличные деньги продашь — и в большую жизнь.
Цепляло его это — невооруженным глазом видно было. Тут внезапно Вика меня поддержала:
— А что? Маешься тут, места себе не находишь. Скоро рычать на нас начнешь. А так снова в дело любимое с головой окунешься, и тебе хорошо и нам с тобой интереснее. В столице опять же!
— А сейчас я уже неинтересный тебе становлюсь?
Ха-ха-ха! Спорим, не подеретесь? Но Вика сгладила:
— Дурачок ты. Мне хочется, чтобы тебе хорошо было, а мне с тобой уже оттого хорошо, что с тобой.
Эк завернула, но Безуглову понравилось:
— Ладно. Съездить осмотреться нелишним будет. Чем черт не шутит? — прямо даже плечи расправил и к гостям подался. А мы с Викой еще пошептались:
— Маш, он и правда киснуть стал. Смотреть больно. Не может он без живого дела. Болеть начинает, капризничать. Обижается на все. С утра раздражительный встает, слово лишнее сказать боюсь, чтоб не задеть. А то надуется.
Ага, ага, ага! А я что говорила? Любовь, семья, покой! Так я вам и поверила! Безуглов из тех мужиков, которым шевелиться надо, а не щи хлебать.
После многочисленных новогодних праздников собрали с Безугловым военный совет. Он меня к себе в офис пригласил. Шикарные апартаменты ему достались, конечно. Мне бы в зубы такой холдинг. А не медведю Безуглову. Ну да ладно. Помощница его Ира кофе принесла, на меня зыркнула. Смешная такая! Не то корейская кровь присутствует. Не то китайская. Маленькая, ножульки кривенькие. При этом на каблучищах и блузка голубая с жабо. Когда она ушла, я пошутить на ее счет попробовала, но Безуглов дурачком прикинулся: