– Он сказал, что не сможет меня контролировать, если приедет полиция, сказал, что тебе нужно срочно помочь ему выпутаться, а лекарствами меня пичкать, чтобы невменяемой казалась, побоялся, – машинально сказала я. – Но в тот момент мне и в голову не пришло, что ты замешана во всем остальном. Мне показалось, что речь идет обо мне и о том, что я как-то незаконно оказалась в клинике. Я захотела проверить, потому и убежала, прихватив с лестницы пальто случайной женщины, зазевавшейся на пару минут. Но я совершила самую большую ошибку, поехав сперва к себе на квартиру, а потом уж к тебе. И там я увидела мишень для дартса с моей фотографией. Я даже не сразу поняла, что происходит, потому что и подумать не могла, что ты настолько меня ненавидишь.

– Как ты попала в мою квартиру? – удивилась Соля.

– У тебя тоже есть нехорошая привычка хранить запасной комплект ключей у подруги. На всякий случай, – усмехнулась я. – Вот я и воспользовалась.

– Черт… – пробормотала Соля, хрустнув пальцами. – Об этом я не подумала, забыла даже…

– Я не знала, где тебя искать, понимала, что ты явно уехала. Знаешь, что навело меня на мысли об Америке? Ты так торопилась уехать, что не выключила ноутбук, и когда я его случайно задела, он включился. И вся твоя переписка с агентом по недвижимости оказалась на экране. Очень уж ты спешила, Соля, не до мелочей тебе было. Вот отсюда я и знаю адрес, потому так быстро тебя и нашла. Поменять билет при наличии действующей визы не составило труда. Но, знаешь, я до последнего, вот просто до самого звонка в эту дверь, надеялась, что все это окажется только плодом моей больной фантазии. Надеялась, что ты рассмеешься и скажешь, что я сошла с ума… И ты действительно рассмеялась, только по другому поводу…

– Да забавные вы все, вот я и смеюсь, можешь на свой счет не принимать. Люди верят в то, что они исключительные, с ними лично никогда не произойдет ничего дурного, – сказала Соля, разворачиваясь на подоконнике лицом ко мне. – И ты, и Витя, и даже мой не слишком башковитый Илья. Как вспомню – так со смеху умираю. Это же надо было настолько не разбираться в бабах, с его-то опытом по этой части, чтобы поверить в мою уверенную брехню про замужество! Да я просто говорила то, что он хотел слышать, и то, чего никогда не говорили его прежние любовницы! И стоило мне хоть раз заикнуться о перспективах – все, он бы в два заячьих прыжка в кустах скрылся. Но я не дура, я все хорошо разыграла. И на деньги его развела – в наказание. Да-да, за то, что я пять лет с ним потеряла, в рот ему смотрела и делала вид, что он – мужчина моей мечты! Крючков, черт его побери, торговец цветами – мечта всей моей жизни! – захохотала она, вцепившись пальцами в край подоконника и раскачиваясь вперед-назад. – Это ведь так смешно, Дашуля! Как бы я сейчас хотела увидеть его рожу – когда он понял, что меня нет и денег больше тоже нет! О-о-о… мне кажется, лучше этого только твоя растерянная мордочка, с которой ты выслушала новости про Витюшу и мое участие в его дальнейшей судьбе…

Она хохотала и хохотала, как безумная, раскачиваясь на подоконнике. Мне же в этот момент ужасно хотелось открыть глаза и понять, что это все только дурной сон, а я нахожусь в комнате клиники неврозов и сейчас войдет медсестра с порцией утренних таблеток. Но нет – вокруг все было по-прежнему, а на открытом окне сидела и хохотала Соля, попутно затягиваясь дымом очередной сигареты. Я никогда прежде никого не ненавидела так, как ее в эту секунду. Ни в чем не повинный Витя в колонии, Алексей мертв, а она сидит здесь, в Америке, курит, хохочет, как безумная, и вполне довольна собой. Наверное, я ненавидела ее с такой силой, что этой волны хватило на то, чтобы вдруг Соля потеряла равновесие и выпала из окна. Я не сразу поняла, что произошло, долго смотрела, открыв рот, на то место, где только что восседала с царственным видом Соледад, но ее там уже не было. Мне стало так страшно, что я на пару минут, кажется, потеряла сознание, потому что очнулась на полу. Поднявшись, осторожно подошла к окну и из-за шторы выглянула вниз. На улице уже собралась толпа, а на асфальте лежало распластанное тело Соледад. В том, что она разбилась насмерть, сомнений не было…

Нужно было скорее уходить из этой квартиры, убираться из этого города и из страны. Мне нечего было больше здесь делать. Самое страшное, что мне не стало легче – вот ни на секунду не полегчало оттого, что Соли больше нет. Никакого торжества победы я не ощутила, потому что все равно я никак не смогу помочь Вите выйти из тюрьмы – нет свидетелей. Но, возможно, он хотя бы поверит мне и убедится в том, что я была верна ему.

Жильцова долго молчала, глядя прямо перед собой потухшими глазами. Лена тоже не могла найти нужных слов. Она все поняла правильно: это Соледад провернула такую сложную схему, не справившись с завистью, переросшей с годами в откровенную ненависть. Каждый вечер, забрасывая дротиками прикрепленную к мишени фотографию подруги, она вынашивала план по ее унижению, совершенно сперва не собираясь никого убивать. Если бы Виктор просто ушел от Дарьи, Соледад почувствовала бы удовлетворение и первая бы сочувствовала подруге, делая это вполне искренне. Но Жильцов ничего подобного не сделал, более того – он даже не стал выяснять, справедливы ли его подозрения, и это подтолкнуло Матюшкину к более решительным действиям. Ничего не подозревавший Алексей Полосин рванулся навстречу своей виртуальной возлюбленной, не думая, что найдет смерть в чужом городе. Соледад продумала все до мелочей, забыв только об одном – об этой самой фотографии на мишени. Проблемы в семье подруги не принесли ей никакого удовлетворения. И – что ужаснее всего – жизнь ее, которая, по ее собственному замыслу, должна была начаться заново в другой стране, по злой иронии, оборвалась, так и не успев начаться.

Техническую сторону дела Лена решила оставить следователю Судаковой – не хотелось снова окунаться в бумажную рутину, а ее предстояло достаточно. Виктора Жильцова, конечно, освободят, но случится это не так скоро, как, видимо, рассчитывает его супруга, сидевшая сейчас перед Леной. Им предстоит еще через многое пройти, многое сказать друг другу…

– Так вы поможете? – проговорила наконец Дарья, и Лена кивнула:

– Я думаю, что все будет хорошо. – И вдруг она вспомнила один совершенно незначительный момент, который когда-то показался ей одновременно странным и забавным: – Скажите, Дарья Юрьевна, в квартире вашей матери я видела вышивку и рисунок Олеси – пшеничное поле…

– Ах, это… когда мы были в Праге, Алексей показал нам свои работы – он же неплохо рисовал, вот я и заинтересовалась. И это поле почему-то произвело на меня такое впечатление, что я сфотографировала его рисунок, а дома показала Олесе. В итоге, когда летом Олеся уезжала в Прагу с художественной школой, она нашла это место и повторила рисунок – оказывается, это довольно популярное у художников поле. Мелочь вроде бы, а вышло похоже. И мама потом вышила – так ей приглянулось.

«Все оказалось куда проще, чем я себе нафантазировала. Девочка провела летние каникулы вместе с одноклассниками по художественной школе и оказалась на той же натуре, что и Полосин. Только и всего».

– Спасибо, Дарья Юрьевна. Желаю вам терпения, – искренне сказала Лена и встала, собираясь уходить – позвонил Андрей и попросил поторопиться.