Нам же было не до танцев; войдя в баню, мы с Олей принялись торопливо, спешно раздеваться – от былой стыдливости казачки не осталось и следа. Став моей женой, молодая женщина стремительно брала от близости все, чего была лишена долгие годы вне брака, уже давно став перестарком по местным понятиям. Без всякого стеснения девушка позволяла любоваться слепящей наготой своего сильного молодого женского тела, подходящего под все мыслимые и немыслимые каноны красоты… Длинные, изящные стройные ножки и темный треугольник волос посреди них, тяжелые, упругие белые ягодицы, еще с красными следами моих пальцев, чересчур крепко сжимавших их во время предыдущей близости… Тонкая талия, так выгодно очерчивающая ширину покатых бедер, плоский животик и пухлая, молочного цвета грудь с дразняще торчащими, набухшими сосками, на нежную кожу которой легли густые, черные как смоль волосы казачки.

Некоторое время я просто разглядывал ее, не в силах поверить в то, что эта женщина моя, что стоящая напротив красавица совсем недавно билась в моих объятьях, а ее приглушенные стоны ласкали мой слух…

А потом ее тонкие, нежные пальцы без всякого стеснения коснулись моего тела, привлекая к себе, и, очнувшись словно бы от дурмана, я уверенно шагнул к казачке, вновь привлекая к себе ее жаркое гибкое тело…

Я не считал, сколько раз ночью мы были вместе, но спать практически не спали, так, забывались дремой на несколько минут. Силы восстанавливались шоколадом и газировкой, разговаривали ни о чем, но чаще о любви, о том, как долго ждали встречи, о том, как скучали… Но уже на рассвете, при первых лучах солнца, проникшего в баню, Оля сумела удивить, пристально, неожиданно внимательно посмотрев мне в глаза:

– Ты сильно изменился.

Замечание девушки вызывало невольную улыбку на моих губах.

– Ты имеешь в виду, что возмужал, стал крепче и сильнее? Или все же о новых звездочках на погонах?

Жена фыркнула, одновременно нежно коснувшись шрама на моей левой щеке, после чего ответила:

– Нет, я имею в виду, что ты изменился в общении, в… – После секундной паузы, чуть смутившись, она продолжила, указав взглядом на застеленную лавку: – В этом ты тоже изменился… И вообще, стал словно бы тем же, каким был до боя в пуще, когда взорвал выбивший отделение броневик… А ведь его очередь легла практически у твоей головы. Я до последнего не могла поверить, что такое возможно, немцы промахнулись в упор! После подобного люди седеют, а у тебя изменился цвет глаз… Я думала, что ты тогда чуть отдалился, стал немного холоднее, закрылся из-за пережитого страха, из-за потерь товарищей, но ведь время-то было какое страшное, мы могли погибнуть в любой момент! Я до последнего не верила, что мы сумеем выйти к нашим, но ты сумел вывести меня, спас нас обоих! Мы подали в загс заявление, нас поженили официально, а затем война разбросала нас, ты сражался, а я работала в госпитале. Мы писали друг другу, но, знаешь, в твоих письмах и моих собственных воспоминаниях ты был прежним – таким, как когда мы вместе шли к пуще. Когда ты в первый раз признался в любви, когда Перминов расписал нас и после – когда в первый раз мы стали мужем и женой…

Договорив, Оля уютно устроилась на моем плече, после чего добавила:

– А теперь у тебя вновь прежний цвет глаз – больше зеленый. И словно с цветом глаз вернулся ты настоящий…

Выслушав супругу, едва ли не забывая при этом дышать, я понял, что лучшего момента для разговора, ради которого я и пошел на второе погружение, не найти. Аккуратно высвободившись из объятий недоумевающе посмотревшей на меня казачки, я потянулся к гимнастерке, достав из ее кармашка спрятанную до времени фотографию, после чего протянул ее любимой.

– Что это?

– Фотография. Посмотри сама.

Девушка удивленно стала разглядывать цветной снимок – сейчас фотодело хорошо известно, но цветных изображений, насколько я знаю, еще никто не делает.

– Ты смотри не на картинку, а на человека, запечатленного на ней.

Супруга рассеянно кивнула, после чего ее лицо стало меняться на глазах. Наконец, она с удивлением, граничащим с ужасом, подняла свой взгляд на меня.

– Как это… Это же я…

– Да, это ты. Настоящая ты.

Оля вновь посмотрела на фото, после чего ее взгляд, обращенный на меня, стал уже требовательным и даже жестким.

– Объясни!

Я согласно кивнул.

– Это сложно понять и представить себе, но я не просто так стал другим после того, как подорвал броневик. Точнее даже в момент этого. Дело в том, что мое сознание вернули.

– Что?! Рома, о чем ты говоришь вообще? Я терпеливо продолжил, стараясь не сбиваться:

– Оль, мы оба с тобой из другого времени, из будущего, где война давно закончилась и мы, точнее наши прапрадеды – победили – 9 мая 1945 года. В нашем настоящем технологии шагнули далеко вперед, люди научились создавать виртуальные – то есть ненастоящие, но очень похожие на настоящие – реальности, в которые мы можем войти через специальные устройства, капсулы.

Жена немигающе смотрит на меня, но хотя бы не перебивает.

– Мы оба с тобой погружались в виртуальную реальность, каждый из своей капсулы. Мы не были знакомы. Как оказалось, твоя капсула была бракованной, случился сбой, из-за которого твое сознание заперто в виртуальной реальности. А я случайно встретил тебя и оказался единственным человеком, способным помочь тебе вернуться домой. И вот я здесь – снова настоящий. На снимках же запечатлена ты, на одном фото до погружения, на другом – после того, как твое тело несколько месяцев находилось в коме.

Оля не перебивает меня, но выглядит так, словно готова расплакаться – да, в общем-то, одинокая слеза уже скатилась по правой щеке. Шок. Я решил, что пора закругляться.

– Я тебе люблю, солнышко мое ненаглядное, очень люблю! И очень жду, когда ты вернешься в настоящее, где мы сможем быть вместе! Скажи, а ты любишь меня?!

Казачка неуверенно кивнула после продолжительной паузы.

– Тогда просто доверься мне, хорошо? Ты доверишься мне?

Девушка вновь кивнула, но уже чуть более решительно.

– Хорошо, отлично! Громко и четко скажи «интерфейс»… Причем ты должна захотеть его увидеть.

Жена впервые прервала свое молчание, очень тихо, слабо спросив:

– Что это такое?

Я терпеливо ответил:

– Увидишь. Просто громко и четко произнеси «интерфейс», словно зовешь его.

Оля отчаянно зажмурилась, мотнув головой, по щеке побежала вторая слеза. Я начал понемногу терять терпение.

– Пожалуйста, просто скажи…

– Интерфейс!

Супруга буквально выкрикнула заветное слово и тут же распахнула расширившиеся от ужаса глаза.

– Рома, что это?!

Внутренне возликовав, я поспешил успокоить возлюбленную: