– Совсем близко, значит, разминулись, – хмыкнул Марко, когда Алиса пересказала их собственную историю, умолчав только о том, что у Мики были часы.

Больше ничего сказано не было. Ни вопросов, ни извинений. Неуютная тишина заполняла лодку до краев, масляно перекатывалась от борта к борту в такт покачиваниям. Единственное, что не давало ей затопить весь мир, был звук мотора. Когда и он заглох, тишина растеклась, плеснула за борт, смешалась с темной речной водой. Голоса звучали глухо, как будто все пассажиры заглохшей лодки разом решили говорить шепотом.

– Что случилось? – спросила Алиса.

Марко пожал плечами.

– Вроде не перегрев. Гарью не пахнет. Может, топливо кончилось?

– Думаешь, не рассчитали? – спросил Мика.

Марко снова пожал плечами.

– Кто-нибудь что-нибудь в этом понимает? – Ивана ткнула в его сторону пальцем с облезшим маникюром. – Ты! Ты машину без ключа заводил. Ты должен понимать.

– Да не кипиши, киса. То машина, а то лодка.

– Да какая разница-то!

Марко не удостоил это ответом, но, очевидно, и сам задумался. Выключил движок. Перебрался к мотору, повел носом в воздухе на всякий случай. Помотал головой. Пошарил руками по кожуху, нашел защелку.

– Телефон у кого-нибудь еще пашет? Фонарик бы.

Алиса достала свой, поставленный на самолетный режим. Батареи оставалось всего ничего, но на фонарик должно было хватить. Она подсвечивала, пока Марко проверял, как крепятся какие-то шланги внутри. Разбирать ничего не стал. Сказал:

– Что надо, все на месте. Не отошло, не перекручено. Дальше внутрь не полезу, не знаю там ни хера. Сломаю еще что-нибудь.

– Как это, не полезешь? – возмутилась Ивана. – И что нам теперь, сидеть здесь? Или, может, за борт перевеситься и грести?

Но грести было нечем. Ничего, что хоть как-то можно было бы приспособить под весло, чтобы добраться хотя бы до берега с середины реки. Марко еще раз осмотрел мотор, но в конце концов только развел руками.

– Можем вплавь, пока на берегу вроде тихо. Русская, сможешь?

– Не знаю. А госпожа Мария как?

– За плечи уцепится.

– Подожди. Смотри, сегодня река с характером. Нас уже вниз успело снести. Мы были вон у тех кустов, когда заглохли. Сможем как-то попытаться направить ее к берегу, чтобы течением по диагонали сносило?

Марко хмыкнул. Обвел глазами лодку, зацепился взглядом за скамейку.

– А ну-ка освободите.

Он пошатал пластмассовую панель и попросил передать вилку.

– Значит, так. Ты, танцор балета, сейчас к этому борту, и ты, киса, тоже. Вы двое сидите там, в противовес. Пробуйте раскачать так, чтобы корыто это рывками к берегу направлялось. Может, время сэкономим. А я сейчас с этой хреновиной что-нибудь сделаю.

Он сломал три зубца прежде, чем получилось вывинтить болты так, чтобы стало возможно расшатать их в пазах и вырвать панель сиденья. С импровизированным веслом дело пошло немного легче. Пересилить течение у них бы не вышло, но получалось хоть как-то направлять лодку к берегу. Ивана шепотом поторапливала всех разом. Марко пару раз огрызнулся в ответ. Течение подгоняло и неумолимо несло к густому кустарнику. Нос лодки под неловким углом вошел в прибрежную землю.

Марко свесился за борт, ухватился за крепкую ветку и подтянулся. Спрыгнул на берег и первым делом заломал ветви, чтобы освободить пространство для остальных.

– Давай, танцор балета. Ты первый, потом принимаем женщин.

Ивана сошла на землю и тихо выругалась, когда каблуки увязли в мокрой земле. Алиса шла следующей. Колени все еще болели, но боль была терпимой, почти привычной. Наконец, Марко и Мика в четыре руки помогли госпоже Марии выбраться через борт. Впятером они стояли на маленьком пятачке земли. В три стороны тянулся кустарник, четвертой была река.

– Где мы? – спросила Ивана.

– Да кто ж тебе скажет, киса. Где-то в Белграде.

– До Земуна, кажется, доплыли, – сказал Мика.

– А, – отозвался Марк. – Ну добро, если так. Сколько отсюда до аэродрома? Километров двадцать?

– Тридцать.

– Ну, тогда выберемся из этого леса гребаного – и вдоль берега. Сколько там пешком-то получится?

– Часа четыре, – сказала Алиса. – Но это в мирное время.

– Других планов все равно нет, – отрезал Марко.

Они посовещались шепотом несколько минут, что брать с собой. Тащить пакеты с едой в руках значило идти медленнее и устать быстрее. Решили рассовать, что получится, по карманам. Марко на всякий случай забрал вторую вилку. Патронов к пистолету не нашел и расстроился, но проверил обойму – оказалось, целая. От щелчка оружия Алиса как будто проснулась и поняла, что все это время на этом берегу что-то было странным.

– Тихо как, – сказала она. – Не стреляют нигде. А говорили, здесь еще хуже.

Как будто в ответ на ее слова раздался треск, но не автоматной очереди, а другой. Одновременно очень знакомый и совершенно неуместный. Он напоминал стрекотание кузнечика, только очень большого. Большого металлического кузнечика.

– Это же…

– Велосипед, – сказал Мика. – Это велосипед.

Самодельные железные «франкеншейны» ездили по Белграду везде и всегда, от фешенебельного Дорчола до нововозведенных спальных районов на отшибе. Конструкция была простая: к задней половине велосипеда приваривалась металлическая клетка без крышки на деревянной подставке, а к ней – два колеса. В клетку собирались разные ценности: пустые пластмассовые бутылки, пакеты с подобранной одеждой, металлолом и доски. Словом, все, что можно было раздобыть в городе и конвертировать в живые деньги. На «франкенштейнах» разъезжали чергары – цыгане, которые жили под мостами или в косых домишках, отстроенных из фанеры, шифера и картона. Поговаривали, что чергар презирают даже другие цыгане.

Сразу два «франкентшейна» остановились за кустами и ждали. Одной управлял хмурый пацан лет пятнадцати, второй – паренек постарше. Третий – совсем малыш, лет пяти на вид, – сидел в тележке поверх каких-то тюков и набитых пакетов с логотипом сети супармеркетов, держал двумя руками кусок бог весть где раздобытого торта и с аппетитом обкусывал его с боков. Когда Алиса шагнула из кустов вслед за остальными, старший пацан уставился на нее и зловеще гыгыкнул. Сказал что-то на незнакомом наречии.

– Приплыли, бре, – вполголоса ругнулся Марко, а потом окликнул: – Э, пацанва!

Парни явно не впечатлились ни тоном, ни самим Марко. Их глаза бегали по группе, а на лицах расцветали кривые ухмылки. Пацан помладше нагнулся, не слезая с велосипедного сиденья, и принялся шарить в тележке. Вытащил металлический прут. Старший засунул руки в карманы бесформенной грязной куртки. Было видно, как он сжимает кулак. Нож? Кастет?