— Да, но философия, которую он изучает, — это философия жизни. А в этом все немного разбираются.

— Почему бы ему взять и не написать обо всем напрямую?

— Некоторые так и делают, — сказала она, — но не обо всем можно говорить напрямую.

— И о чем же нельзя?

Она вздохнула и погладила кота по голове. Кот, зажмурившись от удовольствия, тотчас поднял голову.

— Когда я училась, то читала одного датского философа по имени Лёгструп. Он тоже увлечен философом, который так нравится Хьяртану. Хайдеггером.

— Да, это имя я помню. — Я засмеялся.

— Он использует понятие, о котором пишет и Хайдеггер, — продолжала мама. «Забота». В сестринском деле это понятие — ключевое. Медсестра должна заботиться о людях. Но что такое забота? И каким образом мы проявляем заботу? Это означает быть человеком по отношению к другому человеку. Вот только что это означает — быть человеком?

— Зависит от того, кому этот вопрос задать, — предположил я.

— Вот именно, — она кивнула. — Существует ли между нами нечто общее? Это философский вопрос. И это важно и для моей работы.

— Это понятно, — сказал я. — Но я все равно не понимаю, почему он ради этого пошел по краю неба.

— А тебе обязательно надо это понять?

— Зачем читать, если не понимаешь?

— Наверное, лучше тебе Хьяртана спросить, когда его в следующий раз увидишь.

— Спросить, что это значит?

— Ну да. Почему бы и нет?

— Нет уж, с Хьяртаном разговаривать невозможно. Он все время сердится. Хотя нет, не сердится, а просто недовольный какой-то. Или странноватый.

— Да, это верно. Но если ты его боишься, то зря.

— Да нет, не боюсь.

Мы замолчали.

Я придумывал, что бы еще сказать, потому что было уже поздно, и я знал, что, помолчав, мама решит, что пора спать, а этого мне не хотелось — я хотел еще поболтать с ней. С другой стороны, мне надо было дописать рецензию, и чем дольше я тяну, тем дольше мне придется сидеть ночью.

— Ну что ж, — сказала она, — опять мы с тобой припозднились.

— Да.

— Ты еще работать сегодня собираешься?

Я кивнул.

— Не засиживайся.

— Сколько потребуется, столько и просижу, — сказал я.

— Это правильно, — она встала. — Ну, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Мама направилась к выходу, кот встал возле дивана и, потянувшись, посмотрел на меня.

— Нет уж. — Я покачал головой. — Мне надо работать.

Поставив пластинку, которую мне предстояло рецензировать, я писал один черновик за другим, мял бумагу и бросал их в растущую на полу кучу. Был уже третий час, когда я, довольный, вытащил из машинки листок, задвинул стул и в последний раз пробежал глазами то, что напечатал.

Перед сном я написал маме записку, что засиделся допоздна, и попросил меня не будить. Обычно она просыпалась за час до меня и, слушая радио, завтракала, пила кофе и курила. Потом она будила меня и, когда у нее была такая возможность, подвозила до школы. Школа, где работала она, располагалась в километре от моей, дальше по дороге. За полчаса в машине говорили мы мало, и я часто удивлялся тому, насколько это молчание отличалось от той тишины, которая повисала в папином присутствии и сжигала меня, как лихорадка. С мамой молчание не было мучительным.

Проснувшись тем утром, я в полусне понял, что проспал на полчаса и на автобус не успею, после чего стянул с себя липкие трусы, голый спустился к бельевым шкафам и с ужасом обнаружил, что чистых трусов не осталось.

Почему она не устроила стирку? У нее же были целые долбаные выходные!

Я зашел в ванную и увидел там сушилку для белья, завешанную одеждой, но одежда была мокрая, а значит, мама постирала ее накануне вечером, но развесить забыла и сделала это сегодня утром, в спешке.

Ох, ну что ж она такая рассеянная!

Мне оставалось одно из двух — либо вытащить из корзины грязные трусы, либо надеть мокрые, с сушилки.

Раздумывал я долго. На улице было холодно, идти в мокрых трусах целый километр до остановки — радости мало.

С другой стороны, никогда не знаешь, насколько тесно тебе придется общаться с людьми. Нет, вряд ли от меня и правда пахнет, но если я заподозрю что-то подобное, то и вести себя буду еще более неестественно и скованно, чем обычно.

Например, моя одноклассница Мерете — она любит порой пококетничать, вдруг как раз сегодня она обратит свои голубые глаза на меня и, подойдя поближе, погладит меня изящной ручкой по плечу или даже по груди?

Нет, надену мокрые.

Я принял душ, позавтракал, сообразил, что на автобус не успеваю, и решил поехать на следующем.

Высоко в синем небе висело солнце, а в тени растущих у реки деревьев над спокойной водой полз морозный пар.

Когда автобус остановился возле школы, подходил к концу уже третий урок, смысла идти в школу не было, так что я доехал до города — решил отвезти в «Нюэ Сёрланне» рецензии.