задело колени. Чьи-то руки продолжали тащить меня за свитер так, что он задрался на лицо. Наконец я услышала:

– Жива?

Я одернула свитер и увидела Майю, которая стояла надо мной бледная, словно недозревшая антоновка. Черт, почему эта встреча произошла именно сейчас?

– Вызывай «Скорую», – скомандовала я.

На самом же деле мне хотелось сказать ей совсем не это.

– Сильно приложилась?

– Быстрее, – торопила я, пока она доставала телефон.

Я продиктовала адрес, а потом выхватила телефон из ее рук и сама принялась рассказывать оператору, что случилось и кому нужна помощь.

Пока я разговаривала, Майя заботливо отряхивала от снега мои джинсы и свитер. Я смотрела на нее не отрываясь, словно глазами могла вести параллельный диалог.

– Восемьдесят четыре или пять… – говорила я в трубку.

«Где ты была все это время?»

– Пульс, кажется, есть, но слабый. Я не уверена.

«Как ты здесь оказалась?»

– Что я могу сделать, пока вы едете? Есть корвалол…

«Ты уверена, что тот инквизитор в маске из твоих снов – Бергман?»

– Через сколько минут вы будете?

«Почему ты убежала тогда, на площади, когда мы с Климом вышли из «дома с чертями»? Ты узнала его? Или просто испугалась?»

Наконец я протянула Майе телефон, растерянно на нее глядя. Я пребывала в шоке и от ее появления: такого долгожданного и такого неожиданного, и от того, что какой-то ненормальный только что чуть не проехался по мне на автомобиле, и от того, что в доме Ольховых лежит Антонина Петровна, которой срочно нужно помочь.

– Тапки подними, простудишься.

Как по команде, я развернулась к дороге. На этот раз внимательно посмотрела сначала налево, затем направо, как учили в школе. Подняла тапки, которые теперь валялись на проезжей части метрах в пяти друг от друга.

Когда я обернулась, Майи и след простыл. Скорее всего, она побежала и скрылась в одном из переулков. Вероятно, в том, на который выходил дом Ветровой. Проверить это у меня не было возможности. Сделав глубокий вдох и стараясь не поддаваться панике, я побежала назад, к особняку Ольховых. Входная дверь была нараспашку. Я лишь слегка прикрыла ее, чтобы бригада «Скорой» могла без труда попасть в дом, и побежала наверх через две ступени, чтобы попробовать привести в чувство Ветрову теми способами, которые продиктовали мне по телефону.

Я совсем забыла о Маше и очень удивилась, застав ее тут. Она сидела рядом с лежащей на полу сестрой и трогательно гладила ее по голове.

– Дай-ка я попробую, – произнесла я вслух и опустилась на колени рядом со старушкой.

Врачи приехали неожиданно быстро. Все время, что они пытались вдохнуть жизнь в тело Антонины Петровны, Маруся стояла рядом с ними, будто выглядывая из-за их спин. Я отошла к окну и просто ждала, не спуская глаз с улицы. Вдруг Майя дожидается меня внизу?

– Мы сделали все, что могли, – услышала я голос фельдшера. – Сожалею. Пожила ваша бабушка…

– Не моя, – растерянно сказала я.

Поняв, что не знаю ни одного номера кого бы то ни было из родственников Ветровой, я бросилась к квартире Ксюши. Сколько ни барабанила в дверь, мне никто не открыл. Когда я сбегала вниз по лестнице, услышала звонкий лай. Дверь на первом этаже приоткрылась, и я увидела Веру Петровну.

– Номер родственников Ветровой знаете? – без лишних сантиментов бросилась я к ней.

– Ну знаю, а к чему такая спешка? Случилось что?

– Умерла Антонина Петровна…

– Вот те на, – растерялась старушка.

Она скрылась за дверью и вскоре протянула мне клочок бумаги с записанным на ней номером и подписью: «Ветров».

Я устремилась обратно к дому Ольховых. Антонину Петровну как раз выносили на носилках. Я передала фельдшерам записку. Маша стояла на пороге, будто на улицу выходить ей не велели. Я подошла и встала рядом с ней, не спуская взгляда с носилок.

– Она тебя очень любила, Маша. Очень.

Двери кареты «Скорой помощи» захлопнулись, и я повернулась к девочке. Рядом ее не оказалось. Я вошла в дом, но и там Маши не было. Вдруг я услышала резкое «ку-ку» и вздрогнула от неожиданности. Кукушка не унималась так долго, что я побоялась, что птица не остановится уже никогда. Столько часов просто нет в сутках. Птица повторяла и повторяла свое «ку-ку». Куковала она раз восемьдесят пять, не меньше. А может быть, восемьдесят четыре.

Во дворе я встретила Веру Петровну. Она стояла у кормушки и тихо плакала. Муся бегала вокруг нее, так что старушка еле успевала поднимать ноги, чтобы не запутаться в поводке.

– Думаю, она прожила долгую и счастливую жизнь, – попыталась успокоить ее я, подойдя ближе.

– Да не по ней я плачу, – махнула рукой Вера Петровна. – Себя жаль. Так и не помирилась с ней, не успела… Теперь ведь корить себя буду всю оставшуюся жизнь.

– Вы дружили?

– Когда-то…

– А что случилось?

– Да и говорить смешно. Накормила она мою Мусю своими пирожками. А той еще и года не было, совсем щенок. Я ведь ее только телятиной сырой кормлю, индейкой… А эта… пирожки! Собаке! Своих снегирей и то лучше кормит. Мусе ведь такое нельзя, она и помереть могла…

– Но не померла, – заметила я.

Муся громко тявкнула, будто пыталась добавить что-то на своем, собачьем.

Не дожидаясь ответа, я пошла прочь со двора.

В гостиной «дома с чертями» кипела дискуссия бурная настолько, что мое появление заметили не сразу.

– Лена, – первым обратил на меня внимание Димка. – Привет.

– Во дворе дома Ольховых еще один труп, – сообщила я.

Мужчины хором ахнули. Я поспешила рассказать детали.

– Выходит, часы с кукушкой убили обеих сестер, – задумчиво произнес Максимильян.

– Я бы на месте Ольховых поспешила от них избавиться как можно скорее.

– Надо узнать, за сколько он готов их отдать.

– Ты серьезно готов их купить?

– Почему бы и нет?

– Это будет не самая странная и не самая страшная вещь в этом доме, – хохотнул Димка.

– Неужели никакой мистики? – возмутился Клим. – Просто часы когда-то висели на хлипкой стене, часто падали, и оттого кукушка теперь кукует, когда ей вздумается, пугая впечатлительную хозяйку и соседскую старушку?

– А ты предпочел бы поверить в злой дух, вселившийся в деревянный корпус? – ухмыльнулась я.

Клим не ответил, лишь скроил насмешливую физиономию.

– У нас тоже новости есть, – откашлявшись, сообщил Поэт. – Сорока на хвосте принесла, что конкуренты вызывали Ольхова сегодня не только потому, что он ближайший сосед погибшей Тимофеевой.

– Он был одним из первых, кому Павел позвонил в поисках жены, когда та перестала отвечать на звонки, – отметила я.

– Павел – не единственный представитель семьи Тимофеевых, с кем Ольхов поддерживал плотное общение. Я бы сказал, слишком плотное.

– Анжела? – догадалась я.

– Именно. В ее телефоне нашли переписку с Виталием. Активную и регулярную. С интимными фото и недвусмысленными приглашениями.

– Она была его любовницей?

– Без сомнения.

Я не сразу нашлась что сказать. Клим продолжил:

– Помнишь, я рассказывал, что видел из окна особняка Ольхова с какой-то дамой, выходящими из машины? Сейчас я понимаю, что это была Тимофеева.

– И