Я наклонилась и попросила приблизить изображение. Симпатичная блондинка, примерно моего возраста. Серое платье с горлом и длинным рукавом. На фото она действительно стояла вплотную к Виталию. Димка щелкнул клавишей, и на экране появился снимок с другого мероприятия. Трое мужчин и та же блондинка на природе у костра. Виталия она держит под руку и смотрит ему прямо в глаза, в то время как другие пытаются улыбнуться фотографу. Поэт показал еще несколько изображений. Закономерность действительно присутствовала.

– Одна из героинь служебного романа, о которых говорили коллеги Ольхова? – догадалась я.

– Да, с помощью поиска по изображениям нашел ее социальные сети и имя: Анастасия Юрьевна Величко. Покопался в переписке, обнаружил некоторые двусмысленные послания. Определенно их отношения были несколько ближе, чем у начальника и подчиненной.

– Она работала под его руководством?

– Как я понимаю, до сих пор трудится в том отделе, где когда-то работал Ольхов. Что делать с этой информацией, я пока не знаю, но ничего более интересного мне найти не удалось, – вздохнул Димка. – Как твой разговор?

– Джокер не сообщил? – удивилась я.

– Сообщил, – ответил сам Бергман. – Но твоими ощущениями кто-то кроме тебя поделиться вряд ли сможет.

– Об отношениях соседа с Лилией Ольхов либо не знает, либо их и вовсе не было. Не врал совершенно точно. Правда, когда я заговорила об изменах, заметно занервничал. Ну, судя по этим снимкам, понятно почему: у самого рыльце в пушку.

– Так, может, с Лилей был роман у него самого, а не у Тимофеева? – предположил Димка. – А что, учитывая его любвеобильность, вполне вероятно.

– Ага, и, убивая соперницу, Лиля немного ошиблась адресом? – съязвил Клим.

Поэт не нашелся что ответить. Демонстративно встал, хлопнул крышкой ноутбука и вышел из кабинета. Клим, сославшись на дела, последовал его примеру.

Я встала, чтобы тоже уйти, но взгляд зацепился за бумажный пакет, который я оставила возле двери. Я подошла, вынула альбом и положила на стол Бергмана.

– Кузьмич отказался брать с меня деньги.

– Альбом уездной барышни Матвеевой, – кивнул Бергман. – Купил за бесценок, кстати.

– Историю его покупки я знаю. Заезжий немец проиграл его в карты какому-то выпивохе. Тот, в свою очередь, не найдя средств для очередного возлияния, выставил его на продажу в Интернет.

– Именно так, – улыбнулся Бергман. – Кстати, в магазине есть и более любопытные экземпляры.

– Да, но потомков авторов тех альбомов я, вероятно, не знаю лично.

Максимильян нахмурился и вопросительно посмотрел на меня.

– Матвеева Екатерина Ильинична – прабабушка Антонины Петровны Ветровой, соседки Ольховых. Я в этом почти уверена.

– Матвеева… Кажется, ее погибшая сестра носила эту фамилию?

– Да, подозреваю, что мать, родившая от немца, дала дочери фамилию Матвеева в целях конспирации. По легенде, отцом Маши был странствующий геолог, поэтому собственную фамилию давать девочке Елена не стала. Ведь у нее якобы был отец. Пришлось придумывать дочери не только имя, но и фамилию. Так, вероятно, она и стала Матвеевой, как бабка Елены.

– Удивительное совпадение, – произнес он. – Ты права, человек, который мне его продал, рассказывал, что получил его от немца. Старик приехал в Россию с целью альбом вернуть. Его лучший друг передал ему фолиант перед смертью.

– Возможно, мать Ветровой подарила его Мартину еще до рождения Маши, пока они были вместе…

– Интересно, знает ли о его существовании Ветрова?

Бергман встал из-за стола и приблизился ко мне.

– Скоро узнаем, – тихо произнесла я, отвечая на его вопрос.

Приближение Джокера заставляло сердце биться чаще. Он остановился буквально в десяти сантиметрах от меня. Наклонил голову, протянул руку к моей шее. Аккуратно, едва касаясь кожи, взял подвеску двумя пальцами и покрутил.

– Решила надеть? – усмехнулся он.

– Да, жду, когда хозяин объявится. Кстати, ни Поэта, ни Клима она не заинтересовала.

– Я люблю безделушки, – хмыкнул Максимильян, оглядывая свой кабинет.

Здесь действительно было множество старинных вещиц разных форм и назначений: от литографий до астролябий.

Я стояла, боясь сделать вдох. Наконец Бергман отпустил кулон и аккуратно поправил шнурок на моей шее. Кожа при этом предательски покрылась мурашками. Вряд ли это укрылось от его цепкого взора.

Не говоря ни слова, я взяла альбом и вышла из кабинета. Уже лежа в кровати, я вспомнила, что так и не договорилась об оплате. «В конце концов, спишет на расходы для расследования», – убедила я саму себя. Я боялась снова встречаться этим вечером с Максимильяном даже взглядом, настолько взволновали меня его прикосновения. Делал он это будто невзначай, но у такого человека, как Джокер, рассчитаны даже самые незначительные движения и слова. «Пусть катится к красотке, которой предназначался букет», – успела решить я перед тем, как заснуть.

Утром, даже не позавтракав, я припустила к Гоголевскому скверу. Первые двадцать метров я почти бежала, но с каждым новым поворотом скорость приходилось снижать – на дороге была настоящая гололедица. Дворники трудились на тротуарах, методично постукивая ледорубами. В итоге к переулку я фактически подкрадывалась.

Антонина Петровна моему появлению не удивилась. Сегодня она была в приподнятом настроении. Сразу принялась хлопотать на кухне, заваривая чай и заверяя, что ее пироги на следующий день не хуже свежих.

– Это все потому, что я в тесто яйцо не кладу, – объясняла она.

Я переместилась в комнату, пока она накрывала на стол. Взглянула на стену с портретами над кроватью. Сомнений быть не могло – уездная барышня с первой страницы альбома красовалась на одном из портретов, что висели на стене.

– Антонина Петровна, – набрав полную грудь воздуха, начала я. – В центре города есть небольшой букинистический магазин. Вчера я случайно обнаружила там вещь, которая, как мне кажется, принадлежала когда-то вашей семье.

Я вынула из пакета альбом и положила на стол, чуть подвинув тарелку с пирогами. Как ни странно, радости узнавания я на ее лице не заметила.

– Что же это, милочка?

– Посмотрите.

Она открыла альбом и обомлела:

– Мать честная! Альбом прабабки… Елизаветы Ильиничны. Я уж и не думала, что когда-то его увижу. Откуда он у тебя?

– Из магазина, я же сказала.

– Батюшки… Но как?

Я рассказала ей историю, которую слышала от Василия Кузьмича и Бергмана о заезжем немце. Старушка бережно переворачивала страницы, подолгу задерживаясь на каждой.

– Я ведь и не видела никогда этот альбом. Мать рассказала мне о нем уже после моего замужества. Как она жалела, что подарила его Мартину. Прямо не сказала, конечно, но я поняла, почувствовала… Уж не знаю, почему она тогда это сделала. Мне не сказала, а я и спрашивать не стала. Зачем былое бередить? Видать, любила его сильно, вот и отдала самое дорогое, что у нее тогда было.

– Странно, что он не вернул альбом после того, как она дала ему от ворот поворот.

– А как отдать единственное, что у тебя есть от любимой женщины?

– Но ведь он в итоге связал свою судьбу с Фемке… мог бы тогда вернуть.

– Сердцу не