— Мы должны принять предложение лорда Садли, Фрэнсис, — вмешивается батюшка. — Пока что регент не дал нам четко понять, что заинтересован в союзе с нами. Он делает бесстыдные намеки, но ничего не обещает.

Я пытаюсь вспомнить, каков собой сын регента, но его образ не идет мне на ум. Возможно, я никогда его не встречала.

— По крайней мере, — продолжает батюшка, — адмирал передал нам значительную сумму в качестве доказательства своей доброй воли. Он также предлагает, чтобы Джейн осталась у него в доме до достижения детородного возраста. Тогда у него будет больше времени, чтобы устроить брак. Более того, к этому времени король достигнет зрелости и сможет сам выбирать себе невесту, тут и наши дела, по воле Божией, пойдут быстрее.

— Что ж, поступай, как тебе будет угодно, — резко отвечает матушка. — Хотя я согласна, что у нас пока мало шансов найти подходящего мужа для Джейн. Мне надоели проволочки регента. Но думаю, тебе известно, что и адмирал преследует свои собственные цели.

— Которые совпадают с нашими, — продолжает милорд. — Он говорит дело. И я готов предоставить ему еще один, последний шанс.

— Ты всегда с легкостью продавался, муженек, — замечает матушка.

— Радость моя, адмирал не стал бы выкладывать все эти деньги напрасно.

— Что ж, так тому и быть. Я только надеюсь, что старая леди Сеймур сможет присмотреть за Джейн. Судя по тому, что я здесь видела и слышала, она живет отшельницей.

— Она добродетельная леди, Фрэнсис, и привыкла управлять большим домом, — твердо говорит батюшка. — Под ее началом с Джейн ничего дурного не случится, я уверен.

— Сударыня, она очень хорошая и добрая леди, — осмеливаюсь вставить я.

— Мягкая, не сомневаюсь, — отвечает матушка. — Надеюсь, она тебя не испортит.

Они уехали. Какая благодать и облегчение! И они оставили меня здесь, благодарение Господу. Эти две недели дались мне нелегко. Адмирал зовет нас с леди Сеймур отпраздновать нашу победу за бокалом вина. Удивительно, но я счастлива, несмотря на скорбь о королеве, которая никогда не покидает меня и заставляет каждую ночь плакать в подушку. Я и не знала, что можно быть несчастной и счастливой одновременно.

Беда, однако, не приходит одна. Через несколько дней по дому расползаются тревожные слухи. Миссис Эллен, что-то прослышав, усаживает меня и заявляет, что должна рассказать мне о том, о чем говорят все. Я озадачена ее настойчивостью.

— Это серьезно, детка, — предупреждает она. — Я просто не могу прийти в себя от услышанного. Говорят, что на самом деле лорд-адмирал хочет сам на тебе жениться.

— Что?

Да он же старик! Ему поздно думать о таких вещах. Ему сорок два года! И его жена-королева совсем недавно как умерла!

— Не говорил ли он тебе чего-нибудь, что могло бы означать, что он хочет на тебе жениться? — допытывается миссис Эллен.

— Ничего не говорил, — отвечаю я, лихорадочно перебирая в памяти все наши с ним последние встречи и ничего предосудительного в его словах не находя. Но меня все же начинают грызть сомнения. Хотя, если задуматься, такие планы могут объяснить, почему моя помолвка с королем все никак не состоится. Теперь милорд утверждает, что нужно подождать, пока его величество достигнет совершеннолетия, но…

— Возможно, это просто отговорка, — заканчивает миссис Эллен. Выражение лица у нее строгое и обеспокоенное. — Джейн, если бы твои родители узнали об этом, они бы тотчас вызвали тебя домой.

— Пожалуйста, ничего не говорите! — прошу я. — Это не более чем слухи! Это ничего не значит!

— Да, но часто оказывается, дитя, что нет дыма без огня, — замечает миссис Эллен. — Не забудь, что я несу за тебя ответственность перед твоими родителями и должна тебя предупредить, что при первом же намеке на подтверждение этих слухов я напишу миледи. У меня нет выбора, ибо в таком случае, останься ты жить под этой крышей, твое имя будет скомпрометировано.

— Я стану молиться, чтобы слухи не подтвердились, — горячо говорю я.

Вечером адмирал и леди Сеймур занимают гостя, придворного приятеля милорда, и мы будем ужинать все вместе. Пока еще рано, но мне не терпится спуститься вниз. Миссис Эллен, которая должна меня сопровождать, пока не готова, и разрешает мне идти без нее.

Я, в мягких туфлях, неслышно спускаюсь по широкой дубовой лестнице. Дверь в столовую открыта настежь, и оттуда доносятся голоса. Упоминание моего имени заставляет меня замереть на месте. Они говорят обо мне.

Я знаю, что шпионы никогда не слышат о себе ничего хорошего, что-то в этом роде говорила мне миссис Эллен, но я не могу удержаться, чтобы не слушать, тем более что меня никто не видит и некому сделать мне замечание.

Судя по голосу, адмирал уже успел выпить. У него слегка заплетается язык.

— Ну да, болтают всякие глупости, будто бы я хочу на ней жениться, — говорит он. — Все это чушь, говорю вам! — Он смеется. — Да, чушь! У меня на примете более крупная рыба!

Более крупная рыба? Это он о ком?

Звук шагов сверху заставляет меня прервать мое занятие. Сцепив руки на животе, как положено по правилам этикета, я вхожу в столовую, чтобы поприветствовать нашего гостя.

Я лежу в кровати без сна, думая о том, что услышала. На меня, благодарение Господу, адмирал, в конце концов, не притязает! Но ясно, что у него на уме еще более безрассудный проект. Кто может быть этой более крупной рыбой, если не леди Елизавета? Он сошел с ума? Она, конечно, не снизойдет до него, да и протектор с Тайным советом ему не позволят, что только доказывает невероятную глупость и нелепость этой идеи. Я начинаю понимать, что не все взрослые так мудры, как они внушают нам, детям.

Ханворт, ноябрь 1548 года.

Огромную радость мне доставляют игры с маленькой дочкой адмирала. Малышке леди Мэри уже два месяца, и ее розовое личико расплывается в беззубой улыбке, когда я приближаюсь к ее колыбели и здороваюсь с ней. Я больше всего люблю, заменяя качальщицу, укачивать ее или играть с ней в ку-ку или трясти золотой погремушкой, когда она радостно машет мне своими пухлыми ручками.

Леди Сеймур пришла сегодня в детскую справиться у няни и у кормилицы, как поживает ее внучка. Удовлетворившись их ответами, она садится с шитьем у огня, ногой качая колыбель, а я опускаюсь на колени на коврике перед камином и рассматриваю спящую девочку.

— Что за страшные настали времена, — ворчит старуха. — Одни перемены, и только ради перемен. Страшно даже представить, на что станет похож мир, когда вот эта малышка вырастет. Слава богу, что я этого не увижу.

Некоторое время я молча слушаю ее брюзжание. Мне особенно нечего ей ответить.

— Я знаю, что мой сын затеял недоброе, — вдруг говорит она. — Какой ужас. Опасно соваться в такие дела. Но он ведь живет своим умом. Не желает меня слушать.

— Я должна исполнять, что мне велят мои родители, — с обидой говорю я, чувствуя, что меня она тоже считает виноватой.