Настя затихает. Я чувствую, как она расслабляется в моих объятиях, как выравнивается дыхание.

– Мне все равно придется уехать. Бабушке нужна помощь. И я не знаю, как надолго это затянется.

– Это все решаемо. – Целую ее в макушку. – Мы можем перевести ее в местную клинику. Здесь есть профильные. Нанять сиделку. И ты будешь навещать ее в любое время. Только не уезжай, прошу, – последние слова я произношу практически шепотом.

– Это просьба? – удивленно реагирует она. – На тебя не похоже. А как же так любимые тобой ультиматумы?

Усмехаюсь горько, понимая, что со своими ошибками подошел слишком близко к пропасти. Опасно близко.

– Не будет больше никаких ультиматумов.

– Значит, любишь?

– Люблю. А ты?

Она счастливо улыбается, склоняя голову набок.

– И я люблю. Давно хотела это сказать, но ждала от тебя первого шага. Боялась, что тебе это не нужно, – признается честно.

– Нужно. Очень нужно. Ты даже не представляешь насколько.

– Но мне все равно надо съездить домой, – огорошивает в самый последний момент.

А самое ужасное, что я понимаю, что не могу, не имею права ее сейчас удерживать. Будет только хуже. И отпустить не могу.

– Пообещай, что вернешься к свадьбе? Мы ведь не будем ничего отменять? Так? – Иду на компромисс, пересиливая себя. Она отводит взгляд. – Чувствую себя чудищем из сказки "Аленький цветочек", – признаюсь с усмешкой. – Отпускаю, но если не вернешься в срок...

– Демьян! – Настя несильно бьет меня по плечу кулачком.

– Просто я дурак. Знаю. Сам виноват. Но я буду исправляться. Только дай мне шанс! – шепчу на ушко.

И в ее глазах тает лед обиды, топятся все сомнения, расцветает весна. А я понимаю, что за этот взгляд все отдам. Лишь бы она была рядом. Лишь бы любила.

– Хорошо, – решает Настя. – Я постараюсь уложиться в пару дней. Ты даже не заметишь моего отсутствия.

– А вот это вряд ли.

Денис, который все это время терпеливо стоял рядом и наблюдал за нашим разговором, начинает скучать.

– Не переживай, чудище мое любимое, я буду на связи. А сейчас поехали домой, мне нужно кое-какие вещи захватить, иначе я опоздаю. И решу, что ты это специально.

Я с неохотой выпускаю Настю из объятий и побежденно поднимаю руки вверх. Наверное, впервые уступая в наших отношениях. И понимая, что это пусть и маленький, но правильный шаг в нужном направлении.

Мне нужна была пауза в наших отношениях с Демьяном, и я ее взяла. Не знаю, что больше повлияло на мое эмоциональное состояние: гормональные изменения в организме, неожиданные отношения, которых я не планировала, или все же неуверенность в чувствах Демьяна, но мне срочно требовалась передышка. Время, чтобы подумать. Привести мысли в порядок.

С Аленой я поделилась своими страхами уже перед отъездом. После того, как мое и так нестабильное моральное состояние добила новость о болезни бабушки. И я была уверена, что сестра любимого сможет донести брату правду, не искажая ее.

Пока что Алена была единственным человеком, с кем я сдружилась в столице, с кем нашла общий язык и кому могла открыться. Полностью. Доверяя как самой себе.

Без ее поддержки мне было бы гораздо сложнее.

– Настя? Ты как здесь оказалась? Мать сказала, вы с Демьяном давно уехали, – удивленно садится на кровать бабушка, когда я вхожу в ее палату.

В нос бьет запах медицинских препаратов.

На тумбочке лежат таблетки в стаканчиках, в углу помещения стойка для капельниц. Солнечный свет щедро заливает просторную комнату, в которой помимо бабушки лежит еще одна женщина примерно того же возраста, а чуть подальше пустуют две свободные койки. Обычная больничная картина.

Денис, видя, к кому мы пришли, радостно взвизгивает, бросаясь вперед.

– Привет, ба. – Целую ее в морщинистую щеку, подходя ближе. – Как ты? Напугала нас. А ведь говорили: давай в больницу, не откладывай!

– Да брось, – отмахивается она, помогая внуку сесть рядом. – Все нормально.

– Как нормально? Вон мама говорит, еще бы...

– Твоя мать – паникерша! – перебивает она недовольно. – Чуть что – сразу в истерику. Ну ее!

– Не надо, ба. Я разговаривала с врачом.

– Ну вот еще одна! Да лечусь я уже, видишь же? Все в порядке. Жива. Здорова. Сама-то как? Неужели из-за меня примчалась?

Я сажусь рядом, расправляя складки больничного халата. Снимаю с Дениса кепку, чтобы не вспотел в помещении.

– Разве это не повод? – отвечаю спокойно.

– В наше время без проблем можно позвонить. Егоровне вон дети телефон с видеосвязью оставили. Звонят несколько раз на дню, проверяют, как она, – кивает на соседку бабушка. – А ты вроде как, мать говорила, расписываться собиралась со своим этим, как его, отцом Дениса? Свадьбу, мол, делать не будут, а в ЗАГСе закорючку поставят. – Она смотрит внимательно, прощупывая меня взглядом и пытаясь угадать правду.

– Хотели. Но пока отложили.

– Это еще почему? Это он что удумал? Поматросить и бросить?

– Нет, ба...

– А таким правильным казался! – не слушая меня, начинает накручивать. – Таким надежным. Обещал мне, что будет заботиться о вас, в обиду никому не даст. Так сладко пел! А это что выходит?!

– Да нет же, говорю! Это не он. Это я. Я так решила!

Бабушка непонимающе захлопывает рот. Смотрит на меня растерянно, не зная, как реагировать. Я вижу, что рушу все известные догмы поведения в ее понимании, но врать не хочу. Да и не вижу смысла.

– Он обижал вас? – осторожно спрашивает она.

– Нет. Никто никого не обижал, не изменял, не бросал. Бабуль, давай не будем, ладно? Я к тебе приехала, чтобы ухаживать за тобой, поддерживать, а не чтобы давление тебе поднимать. С Демьяном у нас все хорошо. Все в порядке. Просто дату перенесли, и все.

Бабушка неверяще качает головой. Прижимает к себе Дениску и тихо интересуется у него:

– Папа маму обижал?

– Да ба, прекрати! – взрываюсь я уже не на шутку. – В самом деле!

Но бабушка делает мне знак замолчать и ждет ответа внука.

– Не, он говолит: любит маму и меня. Папа холосый, – мотает головой Денис.

– И не ссорился с мамой?

– Нет.

– Убедилась? – усмехаюсь торжествующе.

– Та-ак, – делает она какие-то свои выводы. Смотрит пристально, почти рентгеновским взглядом. – А ты его не разлюбила, часом?

Я закрываю лицо ладонями, жалея, что поддержала разговор на эту тему. Хочу прекратить, но понимаю, что бабушка уже не отцепится. Маму начнет тормошить, придумывать невесть что, нервничать.