Загорелые после Адриатического побережья пассажиры текли прерывистым потоком, а Сергея все не было. Неужели не прилетел? Или Таня как-то ухитрилась прозевать, и они разминулись?

Радиоголос начал объявлять прибытие следующего рейса. Молодой человек, одним движением переведя свой «веник» в «боевое положение», кинулся навстречу белокурой девушке с восточной татуировкой на открытом загорелом плече. Дама в шляпке, ловко выхватив из череды прибывающих невысокую, кругленькую подружку, увлекла ее к выходу – вместе с огромным чемоданом на колесиках, размером как раз с эту самую подружку. Ручеек с тиватского рейса распался на отдельные человеческие капли и вот уже вовсе иссяк…

Внезапно Таня почувствовала легкое прикосновение к своему плечу, резко обернулась… Через секунду губы вспыхнули от столь долгожданного поцелуя. Время остановилось. Окружающие звуки и краски гасли, уступая быстрым тяжелым ударам бьющегося совсем рядом сердца Сергея и бездонной пропасти его глаз…

– Как ты? – слабо улыбнулась Таня, когда они наконец оторвались друг от друга. Его лицо казалось как будто немного другим, хотя сколько там прошло времени, пока они не виделись? Она вглядывалась в любимое лицо с некоторым беспокойством: вроде бледный и даже изможденный. Или это на фоне бодрой загорелой послекурортной толпы прибывших?

– Лучше всех! – Сергей, смеясь, повлек ее к выходу. – Я наконец дома, и я с тобой. Все остальное – не стоящие внимания пустяки.

Его квартира на Пречистенке – Таня, опьяненная радостью долгожданной встречи, даже не заметила, как они тут оказались, – практически не отличалась от питерской. Только винотеки в кухне не было. Но лишь потому, что в Москве Сергей отвел для своей коллекции целую комнату, чему девушка совсем не удивилась. Собственно, ее это вообще не слишком интересовало. Господи, неужели они наконец-то рядом?

Заявив, что умирает с голоду, Сергей заказал ужин из ближайшего ресторана, но дождаться курьера у них, естественно, не хватило терпения, а тот, столь же естественно, заявился в самый неподходящий момент. Ожидая, пока Сергей, спешно натянувший на голое тело джинсы, примет доставленный заказ и расплатится, Таня лениво рассматривала фотографии на стене огромной гостиной. Сергей в длинных сводчатых погребах, среди винных бочонков и темных пыльных бутылочных горлышек – Италия, вероятно. Сергей за дастарханом среди небольшой группы смуглых людей – в европейских, однако, костюмах. Сергей в ковбойской шляпе верхом на темно-рыжем – кажется, это называется «гнедой» – коне на фоне каменистой пустыни, уставленной «канделябрами» мексиканских (а может, южнотехасских) кактусов…

Ужин оказался изысканным, под стать всему, что преподносила эта громадная, очень стильная квартира: салат с крупными зелеными оливками, фаршированными элитным сыром, спаржа с орехами и кусочками огненно-красного перца, приготовленная на гриле вырезка с кизиловым соусом, даже запах которого, казалось, можно было сам по себе разливать в бутылки и выставлять на продажу, клубника со сливками и бог знает что еще. Розовое французское вино – Таня не разобрала названия – Сергей выбрал в своей винотеке. Торжественно появился на пороге, бережно держа немного наклоненную бутылку, и, аккуратно вынув пробку, столь же бережно установил на специальную серебряную подставку, слегка похожую на игрушечные сказочные салазки. Пока Таня накрывала на стол, он зажег свечи в тяжелых бронзовых канделябрах, и просторная комната вдруг уменьшилась, мерцающий таинственный свет сделал ее круглее и уютнее. В загадочно поблескивающей стеклянной витрине виднелись полки с дисками и даже грампластинками!

– Помнишь, какая музыка сопровождала наше с тобой знакомство? – спросил он, ласково проводя рукой по пестрым ребрам пластиночных конвертов.

Таня покачала головой.

– Смутно…

– Вот! – Сергей вытянул из ряда темно-синий конверт, оживил подмигивающий цветными глазками музыкальный центр.

Под завораживающие гитарные ритмы – ну да, цыганский джаз, точно! – Таня мгновенно вспомнила тот, теперь такой далекий вечер, словно окунулась в него. Задышала ветром их первой мотоциклетной прогулки по ночному Питеру, ароматом первого совместного ужина, который был скорее уж завтраком. И первая их близость в той, питерской, квартире… Таня счастливо вздохнула, лишь теперь по-настоящему осознав, что все плохое осталось позади, а впереди их ждет только счастье. Огромное, сверкающее, чудесное, невозможное счастье, о котором большинство людей даже не подозревает. И она до знакомства с Сергеем не подозревала…

Они целовались, падали в постель, таскали со стола кусочки давно остывших лакомств – и говорили, говорили, говорили. Перебивая друг друга, ни на чем не останавливаясь, перескакивая с одного на другое – и никак не могли наговориться. Строили планы на будущее и, конечно, вспоминали, то и дело возвращаясь к событиям в Питере, Коломенском, на Адриатике. Совсем недавние дни, наполненные страхом, опасностью и непрерывным бегством, теперь казались красочными эпизодами крутого блокбастера, о них можно было вспоминать со смехом и шутками, как о чем-то отстраненном, давно минувшем, больше не таящем никакой угрозы.

Как ни бесконечна была ночь, утро все же засияло солнечными бликами, закружило голову ароматом так и не съеденной вчера клубники со сливками и – кофе. Кофе! Таня – снова, как тогда в Питере, одетая в одну лишь рубашку Сергея – сидела на высоком барном табурете, любуясь избранником, сосредоточенно священнодействовавшим над медной джезвой.

– И знаешь, – вдохновенно вещал он, разливая густой благоуханный напиток по чашкам, – я ведь чуть не путеводитель могу написать. Где какой кофе. Хваленые французы – ах, утренний кофе с хрустящими круассанами! – кофе варить совершенно не умеют. Так, кое-где. Про немцев вообще молчу. Итальянский кофе ничего себе, но у них все больше эспрессо, а это ж совсем другой напиток. А вот на Балканах, там, где когда-то стояла Османская империя, – там да. Чуть не в самой занюханной забегаловке сварят так, что глотнешь – и ты в раю! Турки научили, – Сергей протянул руку, бросил в рот клубничину, раскусил, скривился и сплюнул в раковину. – Тьфу ты, скисла! Тань, – он уселся напротив и пристально посмотрел на нее. – Может, объяснишь наконец смысл того своего телефонного заявления? Что за дела? Ну, насчет того, что моя проблема решена?

Таня, сидевшая неподалеку от раковины, резко повернула кран, смывая остатки клубничины: давленая ягода смотрелась на белой эмали точно кровавое пятно. Объяснять ничего не хотелось. Все это время она старательно обходила «хорошую новость», откладывала – не по телефону же такие вещи обсуждать. Но сейчас никуда не денешься, придется. Ну, ничего. Рассказать один раз и навсегда забыть. Особенно если рассказать не то, что было на самом деле – это ни в какие ворота, – а давно продуманную во всех деталях версию.

– Когда тебя ранили, – вздохнула она, – я разозлилась очень. Ну сколько можно, в самом-то деле! И что дальше? Так и бегать всю жизнь? Ну, так хоть выяснить, от кого и в какую сторону. Ну вот… У меня, знаешь, работа была специфическая, поэтому знакомые есть… всякие. Особенно бывшие коллеги. А у них в свою очередь тоже… знакомые. Это ж они мне бывшие коллеги, сами-то они вполне себе настоящие. По большей части. Я никогда не пыталась таким образом свои связи использовать, но тут действительно очень разозлилась. Ну и испугалась, не без того. Ну, и тогда я попросила бывших коллег покопаться и вообще вопросы начала задавать… В общем, тот человек, что тебя заказал, под колпаком был давно. И как раз, когда ты уже лежал в больнице, в Герцег-Нови, прошла спецоперация, и гада этого ликвидировали. Со всей его свитой. Так что можно вздохнуть спокойно – он мертвее мертвого.