Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее почти каждая малява добиралась до адресата. Раз в два дня к стенам тюрьмы подъезжала белая «девятка» с тонированными стеклами, а из нее, как черти из табакерки, выскакивали пятнадцатилетние пацанки и торопливо собирали малявы.
Чертанов отошел подальше от стены и осмотрелся. До ближайшего корпуса отсюда было далековато. Интересно, каким это образом сидельцы умудряются закидывать за территорию зоны малявы? Наверное, вытаскивают из трусов резинку, наматывают ее на пальцы, наподобие обыкновенной рогатки, и выстреливают за ограждение.
— Братан! — услышал Чертанов чей-то голос.
Михаил обернулся. Никого. Крик повторился. Чертанов поднял голову и на пятом этаже, под самой крышей, увидел человека в зарешеченном окне. Совсем молодой парень.
Чертанов невольно отвел взгляд.
— Братан, малявку подбери! Отнеси по адресу. Христом-богом прошу!
Стараясь смотреть прямо перед собой, Чертанов ускорил шаги. До ворот тюрьмы оставалось двадцать метров.
* * *
— Полчаса, — бесцветным голосом сказал коридорный, — больше не могу. И так много на себя взял.
И, не став дожидаться ответа, захлопнул дверь. Чертанов услышал скрежет закрываемого замка.
Степа Беленький сполна оправдывал свое погоняло: волосы и даже брови с ресницами у него были белыми, а кожа выглядела почти прозрачной. Его можно было бы назвать альбиносом, если бы не черные глаза, которые внимательно наблюдали за собеседником, подмечая малейшее его движение.
Чертанов отметил, что со времени их последней встречи Степа Беленький заметно похудел и на ввалившихся щеках отчетливо обозначились глубокие морщины. На руках, худых и длинных, поблескивали наручники. Невеселое зрелище, да и помещение с серыми цементными стенами не прибавляло оптимизма. Казенный дом. По-другому и не скажешь.
— Чего разглядываешь-то? Видок мой не нравится? — с усмешкой спросил Степа.
— Ничего необычного, — спокойно заметил Чертанов. — Не в санатории отдыхаешь, а на чалке паришься. Могло быть и хуже. Как ты здесь оказался?
— Судьба! — лаконично определил Беленький. — Я-то себя умнее других считал. Дескать, чалка не про меня. Пускай в ней дураки сидят, а тут как вляпался по самую макушку и даже не знаю, как все получилось…
— Расскажи.
— Зависли мы тут как-то с одним пацаном на хате до утра. Помню, что погужбанили крепко. Кто-то приходил, кто-то уходил. Пацан все время был. А когда проснулся, вижу, что я один остался. Мой корефан куда-то рассосался… Рядом со мной на полу какой-то человек лежит. Толкнул я его в плечо, а он не шевелится… Присмотрелся получше, а из его кочана вся краска вытекла. Глянул я тут на себя… Мать моя женщина! Весь с головы до ног в кровянке перепачкан. Знаешь, как будто искупался в ней. Только я поднялся, чтобы ломануться с хазы куда-нибудь подальше, как тут архаровцы в масках понабежали. Мордой меня бац в пол! Браслетики накинули и поволокли. Следак потом меня спрашивает, что да как? А я как чумовой, хоть стреляй в меня, ну, конкретно, не врубаюсь! Как садились бухать, помню, как наливать стали, тоже помню. Все в цвете! А потом, в натуре, отключка пошла.
— Бывает, — согласился Михаил.
— А то!
— Невеселую историю ты мне рассказал, — печально заметил Чертанов.
— Да и мне не до куража, — скривил губы Степа Беленький. — Думаешь, в кайф, что ли, двадцать лет за какого-то хмыря мотать?! Я-то и видел его всего лишь раз… Как говорится, первый и последний… А ты, собственно, чего пришел? Соскучился или, быть может, посочувствовать?
Чертанов решил перейти сразу к делу:
— Слышал, Куприянова застрелили?
— Это который олигарх, что ли? — равнодушно уточнил Беленький.
— Он самый. Вижу, что телеграф у вас работает.
— Чего порожняк гонять? Я ведь уже второй год парюсь! Не на фонаре сижу. А только мне что за дело? — пожал Степа плечами. — Мало ли кого мочканули? По-твоему, я всякого коммерсанта жалеть должен? Меня-то они жалеть не станут. Они ведь через одного с кривой душонкой. Наверное, кинул кого-то, вот и припомнили. А ты тут при чем?
— А тебе известно расстояние, с которого его убрали?
— Нет, а что? — не проявляя особого интереса спросил Степа.
— Почти с километр! — торжественно объявил Чертанов.
Глаза Степы на какое-то мгновение блеснули азартом.
— Отличный выстрел, — мечтательно протянул он. — А ко мне-то чего? — выразительно похлопал он белесыми ресницами. — Я не при делах.
Степа Беленький всегда был сообразительным парнем, а потому его мгновенной реакции удивляться не приходилось.
— Ты меня неправильно понял.
— Ты не темни, я по твоим глазам вижу, что ты мне не веришь! — вскинулся Беленький. — По-твоему как получается, пересадили меня в воронок, вывезли на позицию, и хлобысь себе этого коммерсанта из винтаря! А меня потом обратно в кутузку препроводили под конвоем, так, что ли? Думаешь, я таким образом себе волю выторговываю?
Чертанов широко улыбнулся:
— Не о тебе речь.
— Тогда о ком же?
— А ты подумай.
Лоб Беленького собрался в мелкие складки.
— Это был единственный выстрел?
— Нет. Их было несколько. Точнее, три… И каждый из них был произведен с расстояния почти в километр.
— Пижон, однако, — процедил сквозь зубы Степа.
Чертанов невольно улыбнулся:
— Или очень хороший снайпер.
Михаил обратил внимание на то, что крохотная жилка на шее Степана запульсировала быстрее. Он был уверен, что в этот момент их мысли заработали в одном направлении.
— Во всяком случае, таких людей немного, — сказал Степа. Подумав, добавил: — Всех их можно перечислить на пальцах одной руки.
— Это мог быть Сержант? — неожиданно спросил Чертанов, внимательно наблюдая за реакцией Беленького.
Чертанов давно взял себе за правило следить за вазомоторными реакциями собеседника. Они могут многое поведать о человеке, даже если тот предпочитает активному разговору глубокомысленное молчание. Но в этот раз Чертанов почувствовал, как Беленький напрягся, превратившись в пульсирующий комок. Школа Сержанта не прошла бесследно для парня, и даже сейчас, только при одном упоминании о нем, Степа сильно заволновался, вспомнив былое.
Чертанов не раз слышал от психологов, что человек в разных жизненных ситуациях может пахнуть по-разному. Счастье всегда имеет сладковатый аромат, и на него, как пчелы на нектар, слетаются менее удачливые человеческие особи. И теперь Чертанов понял, что страх обладает ядовито-горьким запахом. От него хотелось скрыться, бежать сломя голову. Но Чертанов сумел удержаться.
— Если кто и мог совершить такой выстрел, так это только Сержант, — признал Степа Беленький, справившись наконец с комом в горле. — Впрочем, это мог сделать еще и Толик Амбал. Он был самый толковый среди нас.