Теперь пришла очередь молчать местным. Дескать, вы приезжие — были и нету. А нам тут жить…

Наконец кто-то из рядов дальних, почти из-за двери проговорил:

— А как по мне, лучше чтоб священники вместо воды освящали пиво!

— Это зачем еще? — спросил кто-то сидящий на подоконнике.

— А чтоб оно дольше не портилось…

Председатель комитета отмахнулся от болтунов и продолжил:

— …Мы даже по ходатайствам верующих приняли решение, что неправильное ношение звезды двумя, а не одним лучом вверх, будет караться дисциплинарными взысканиями, вплоть до трибунала. Ибо звезда с одним лучом вверх — это символ человеческий, а с двумя — антихриста. А к чему нам лишние треволнения?

-//-

Желающих указать дорогу к храму в ревкоме не нашлось. Зато подробно объяснили дорогу и даже нарисовали простенькую.

К церкви Евгений и Клим подошли со стороны поселка, вида скорей бандитского, нищего. Вероятно, жили здесь люди не слишком верующие, потому как освященную землю и улицу разделял высокий деревянный забор.

На заборе же имелась размашистая надпись: "Мусор не сваливать! Прокляну!"

И действительно — пол надписью было сравнительно чисто.

Еще в заборе имелась крошечная калиточка, но она оказалась надежно запертой изнутри.

Вероятно, когда-то она бывала открытой, потому как путеводитель, выданный в ревкоме, именно этой калиткой и заканчивался. Двор же церквушки примыкал к участкам частных владений плотно, без проходов.

Потому пришлось обходить весь квартал. Улочки плутали, рассыпались на проходы, через которые мог пройти свободно только один не шибко толстый человек. Попадись еще кто-то навстречу — так пришлось бы расходиться, трясь животами.

— А вы раньше встречали чудотворцев? — спросил Клим, перепрыгивая через очередную канаву.

— А как же!

— И видели их чудеса?

— Да нет, сам пока не видел ни одного.

— А не сам? Со слов свидетелей?

— Вот этого было более чем достаточно. Я видел десятки людей, которые утверждали, что чудотворец исцелил их от карциномы или от чахотки в последней стадии.

— И они были действительно здоровы?

— Как мы с вами…

Клим прислушался к своим чувствам: вроде бы себя он чувствовал неплохо. Только вот в горле будто першит…

— Так, выходит, это было чудо? Он их исцелил?

— Не совсем. Дело в том, что у них не было ни рака ни туберкулеза изначально. Просто лжечудотворец начинал с того, что убеждал потенциальных свидетелей в том, что те больны. Что у них опухоль, каверны в легких… И родные, якобы им лгут, а сами тихо делят будущее наследство. Что доктора ничего не смыслят в своем деле, а то и вовсе стремятся свести тебя в могилу. А затем проходит время, и целитель сообщает: ты… в смысле он — здоров!

…Лишь через четверть часа снова вышли к подворью, но тоже не к воротам для мирян, а к дверце для нужд, вероятно, собственных.

Но эта дверь была открыта и просто просила, чтоб в нее вошли.

Клим и Евгений так и сделали.

Но слишком рано.

На вошедших бросился пес, размером с пони. Если бы Евгений шел бы чуть быстрей, или собака оказалась более терпеливой, то наверняка встреча оказалась болезненной. В лучшем случае Аристархову искололи всю задницу сывороткой Пастера. В худшем — могли похоронить в закрытом гробу.

А так, цепь натянулась, лязгнула, ограничив полет собаки. Та рухнула наземь и зарычала от обиды еще страшней.

Пройти мимо собаки не представлялось никакой возможности. Клим было схватился за лежащий в кармане револьвер, но тут же раздумал. Стал искать не то камень, не то палку.

Но Евгений сделал жест: не надо.

— Чего это ты? — заговорил он к собаке спокойно и почти ласково. — Ну кто же так гостей встречает. Уже день, воры не ходят, а спят… А мы идем в церковь…

Собака продолжала лаять, но уверенности в ее голосе уже не было.

— Ну чего ты лаешь… — уговаривал дальше Евгений. — Успокойся.

Собака выглядела просто растерянной. Голос Аристархова ее смущал: в нем не было испуга, он говорил как хозяин. Или так кто-то разговаривал с этой собакой, когда она была щенком. Псу снова захотелось стать маленьким кутенком. Чтобы его не сажали на цепь, гладили, таскали всякую вкусности.

Наконец, нервы у собаки не выдержали и она завиляла хвостом.

Если собака виляет хвостом — это значит, что она рада тебя видеть. Собаки — как малые дети. Они никогда не лгут, не могут скрывать своих эмоций. Дабы этого не происходило, собакам отрубают хвосты. И непонятно, что творится на уме у бесхвостой собаки.

Евгений подошел и погладил собаку по голове. Как бы невзначай повернулся к Климу:

— Ну чего смотришь… Проходи. Только не вздумай бежать, иначе…

Что произойдет «иначе», Аристархов не уточнял. Да это было и не нужно. Ничего хорошего случиться не могло.

Но когда пройти оставалось пару шагов, из-за угла, навстречу Климу вышел бородатый мужичок, держащий в руках косу-литовку.

Собака обернулась, посмотрела на мужика. Аристаров сглотнул слюну: сейчас собака исправит перед хозяином свою оплошность. Ее злость наверняка злость будет показательной…

Но нет, вместо того собака опустила морду, и, звеня цепью, убралась в будку.

— Чего вам? — спросил старик, сжимая в руках косу.

— Нам бы батюшку повидать…

— Какого батюшку?

Евгений порылся и, к своему удивлению вспомнил:

— Батюшка Никодим. Это вы?..

— Да нет, чего вы говорите. Я тут при церкви работаю… Вот сейчас косу отбивать собрался. А Вам батюшка на кой, позвольте полюбопытствовать?

— У нас к нему дело. Мы к нему прилетели на аэроплане из самого Мгеберовска.

Старик скривил скулу и покачал головой:

— Не люблю я аэропланы, ибо это против замыслов господних. Если бы Бог хотел, чтобы человек летал, он бы снабдил того крыльями.

— Если бы Бог хотел, чтоб человек ездил по дорогам, он бы снабдил его колесами.

— Что? — очнулся старик.

— Ничего… — очнулся в ответ Аристархов.

Старик прищурился:

— Дело важное?

— Чрезвычайно.

— А чего вы как тати, через заднюю калитку крадетесь? Есть же за углом ворота для всех.

— Да мы и эту калитку едва нашли. Нам-то дорогу указали до другой двери. А она оказалась запертой. Не скажите почему? Написано ведь в Библии: не мешайте детям приходить ко мне… Ну или что-то в таком духе…