– Пусть храбрость будет вознаграждена, а медлительность наказана. Не забудьте сделать ставки у моей жены. Скоро начнется первый бой.

Разговоры закончились; складывалось впечатление, что собравшиеся здесь люди уже не раз делали это раньше, и все было известно наперед.

Раб на цепи прошел до края своего мира, равнявшегося семи шагам перед Камнем Плача, и ногой нарисовал на земле несколько линий. Затем сделал то же самое на полпути между этими отметками и самим камнем, что указывало на опыт. Никто не хочет слишком сильно натянуть цепь, прикрепленную к шее. Кое-где виднелись старые линии, но он совершенно спокойно делал новые.

– Только Фригг известно, каких бесполезных уродов они выставили на предыдущие схватки, – сказал Улаф, который не мог не заметить, насколько спокоен юноша на цепи. – Но парень умрет еще прежде, чем белка успеет пёрнуть. Правда, похоже, ему не хватает мозгов это понять, что, наверное, хорошо для него.

– Поставь немного серебра на великана, – предложил Свейн, опиравшийся на рукоять своего топора, сложив руки на железной головке.

– Вряд ли мы много выиграем, потому что на него ставят все, – заметил Солмунд.

– А ты уже сделал свою ставку, Харек? – крикнул Гуторм, к их облегчению назвав Сигурда именем, под которым он появился в его доме.

Сигурд кивнул и улыбнулся Гуторму.

– И когда же ты успел? – спросил тот, но тут увидел, что Аслак выбрался из толпы, окружавшей Фастви и ее весы. – Ах, ты, хитрый лис, – тихо сказал он. – Ты поставил на моего парня, так ведь?

Все повернулись и стали смотреть на Сигурда, а Солмунд пробормотал, что с таким же успехом он мог зашвырнуть серебро в море – хоть умилостивил бы Ньёрда.

– Сигурд поставил серебро на великана, – возразил Свейн. – Все же видят, что он настоящий воин и порубит раба на куски.

Сигурд взглянул на великана с длинными топорами, и внутри у него все сжалось, потому что Свейн был прав. Громила выглядел как настоящий герой, – волосы заплетены для битвы, руки покрыты шрамами и украшены серебряными кольцами. Он принадлежал к числу воинов, чье место на носу корабля, дабы устрашать врага, и Сигурд неожиданно подумал, что ему следовало использовать поставленное на схватку серебро, которого хватило бы, чтобы купить приличный меч, на то, чтобы заручиться верностью великана – вместо того, чтобы ставить его на раба Гуторма, у которого еще даже не начала расти настоящая борода.

– Подожди-ка, – вмешался Улаф. – Что-то мне не нравится лицо Сигурда. – Он нахмурился и повернулся к Аслаку. – Мы что, поставили наше серебро на мальчишку?

– Наше серебро? – переспросил Гендил, приподняв бровь, и получил в ответ от Улафа холодный взгляд.

Аслак посмотрел на Сигурда, который кивнул.

– И не только мы, – сказал Аслак, – хотя многие поставили на великана.

– Что-то ты подозрительно тих, годи, – повернувшись к Асготу, проговорил Улаф. – А ты что думаешь про все это?

Асгот склонил голову набок, разглядывая юношу с волосами цвета воронова крыла.

– Его не без причины держат на цепи, – ответил он наконец.

– Конечно. Иначе он умчится на восток со скоростью, с которой его понесут молодые ноги, – заявил Солмунд. – Никому не нравится, когда его приковывают цепью к камню и заставляют сражаться с троллем вроде этого.

– У него нет ни кольчуги, ни шлема, и они даже не дали ему щит, – заметил Локер.

Эйд вручил рабу ручной топор. Тот, явно оставшись доволен этим, проверил вес и балансировку и отошел назад к Камню Плача.

– Какая может быть польза от щита, когда имеешь дело с ним? – сказал Гендил, кивнув в сторону бойца Хромого, который ухмылялся, глядя на своего противника, и никто не стал с ним спорить. Такая гора мышц с боевым топором в руках могла легко пробить щит и отрубить руку, которая его держит.

– Мне не терпится посмотреть, что сейчас произойдет, – пробормотал Свейн.

Не терпелось не только ему. Зрители, пришедшие к Камню Плача, выстроились полукругом, над которым повис гомон голосов, подобный жужжанию пчел в улье. Сигурд увидел, как Гуторм кивнул Хромому, стоявшему откинув назад плечи, выпятив вперед грудь и вздернув подбородок, как человек, знающий, что сейчас выяснится, что он прав. Он выбросил перед собой руку, показывая Гуторму, что пора начинать схватку, и в толпе тут же зазвучали ободряющие крики, по большей части в адрес бойца Хромого, но несколько голосов попытались поддержать черноволосого юношу. Тот принялся вращать топором, который ритмично ударял рукоятью в его ладонь. Великан сплюнул нечто отвратительного вида в высокую траву.

– Скажи своим ничтожным родственникам, что ты идешь к ним, – крикнул он, – и скоро будешь в Нифльхейме.

От его слов у некоторых зрителей по спинам побежали мурашки, потому что Нифльхейм – это темный мир, где царят стылые туманы и текут реки изо льда, место, куда попадают те, чья смерть не была славной или героической.

– Я – Вальтеоф, сын Асгаута. Я мог бы рассказать о своих подвигах и людях, которых убил, но в этом нет нужды.

Он развел в стороны топоры, взмахнул ими, нарисовав в воздухе большой круг, и шагнул вперед.

В этот момент раб на цепи метнул топор, который дважды перевернулся в воздухе и вонзился великану в лоб с таким треском, что его эхо отразилось от Камня Плача. Толпа дружно вскрикнула, когда великан еще некоторое время стоял с топором, торчавшим изо лба, точно из колоды для рубки дров – потоки крови струились из его черепа и капали с носа, – а потом, продолжая держать в руках свои топоры, начал падать вперед и рухнул лицом на землю, мертвый, как и камень, установленный здесь в память о погибших муже и сыне.

– Ого, задница Одина, – пророкотал Улаф и посмотрел на Сигурда. – Так нечестно. Это в твоем стиле, – проворчал он, вспомнив поединок с Сигурдом в «Дубовом шлеме», когда тот уложил его на пол ловким ударом ноги.

– И все же то, что он метнул топор, говорит о храбрости, – вмешался Аслак. – А если б он промахнулся?

– Он не промахнулся, – пожав плечами, сказал Сигурд.

– Лично я доволен, как все обернулось, – заявил Локер. – Серебро нам очень даже пригодится.

Но большинство собравшихся вокруг Камня Плача зрителей выглядели недовольными, и они не скрывали этого от Гуторма, причем возмущались так энергично, что копейщики, охранявшие Фастви и серебро, начали потеть. Надо сказать, что Гуторм, судя по ярости на его лице, тоже не обрадовался исходу схватки, и, скрыв свои слова за улыбкой, прорычал что-то злобное, обращаясь к рабу.

– Похоже, наш хозяин не хотел, чтобы все закончилось так быстро, – заметил Хагал, и он был прав, потому что подобные вещи не слишком хороши для дела.

Хромой пришел в такую ярость, что лишился дара речи, когда двое его друзей взяли мертвого бойца за ноги и потащили прочь, оставляя на земле след от так и оставшегося в голове топора.