Марго рассказала ему о событиях прошедшего дня, стараясь не упустить ничего важного. Володя слушал ее и мрачнел на глазах.

— Кто такой этот Игнатьев?

Пришлось рассказать. Рассказ вышел длинным. Володя слушал ее, не перебивая, только лицо каменело, линия губ делалась все тверже и руки непроизвольно сжимались в кулаки.

— Ты поражаешь меня, Марго. Этот человек годами преследует тебя, угрожает, шантажирует, а ты молчишь. Почему?

— А что я могла сделать?

— По крайней мере рассказать все мне.

— И что тогда?

— Я нашел бы его и поговорил по-мужски.

— Вызвал бы на дуэль? На шпагах или на пистолетах?

— А хоть бы и так. Если оскорбили мою жену, я обязан ее защитить. Это вопрос чести.

— Но он не имеет представления о чести. У этих людей совсем другое оружие. Ложные документы, подученные свидетели, сфабрикованные обвинения. Им ничего не стоит убить человека, все равно что раздавить клопа. И эти страшные щупальца опутывают всех нас. Мы беспомощны. Ведь на моем месте мог быть любой.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. У нас все же есть права.

— Вот именно, что все же. Мы даже не можем подать на него в суд, не можем обвинить ни в чем. У нас ничего на него нет, а у него есть все. Мне страшно, Володя. Я начинаю бояться людей. Кто-нибудь наверняка подтвердит, что видел тебя в Коломенском, а мое свидетельство не в счет.

— Иди сюда, маленькая.

Он усадил ее к себе на колени, крепко-крепко обхватил руками и принялся баюкать, как ребенка. Большой, сильный, красивый человек. Марго спрятала лицо у него на груди. Так хотелось верить, что кольцо его рук сможет оградить их от беды.

Игнатьев протер слезящиеся от усталости глаза и придвинул к себе листок бумаги. Показания шофера. Только что принесли. Посмотрим, что получилось.

«Двадцать четвертого октября господин Чилер вызвал меня к себе и велел через час ждать его внизу с машиной. Сказал, что поедем в село Коломенское. На мой вопрос, почему так поздно, ответил, что ему звонил муж Маргариты Георгиевны Басаргиной и просил о личной встрече. Я еще подумал, что странное место. Товарища Басаргина я неоднократно встречал в компании „Руссотюрк“, и он всегда выказывал неприязненное отношение к господину Чилеру, то есть не скрывал. В девять часов вечера мы отправились на условленное место встречи. Было уже темно. Господин Чилер велел мне дожидаться его у машины и пошел через дорогу. В этот момент неизвестная машина с зажженными фарами выехала на большой скорости из-за поворота, сбила господина Чилера и уехала. Фары слепили глаза, и я не сумел разглядеть ни машины, ни тем более номера. Когда я подбежал к нему, господин Чилер был уже мертв. Я не стал его трогать и съездил за милицией. Товарищ Басаргин на встречу так и не явился. Подпись: Михаил Иванович Соков».

Н-да-а-а. Редкостная липа. Для шофера слишком гладко излагает, да еще эти разговорчики-мухоморчики с хозяином. Куда едем, да зачем, да почему. Интересно, на каком языке они балакали, ведь переводчика-то не было. Ну да ладно. Сойдет и так.

Игнатьев придвинул к себе телефон.

— Осип Абрамович, Игнатьев из НКВД. Я тут посмотрел дело Чилера. Беру его под свой личный контроль. Ну да, иностранец и все такое. Так что ты документики мне все перекинь и по своему ведомству дело закрой. Лады. Лады. Будь.

На следующий день Володя с работы не вернулся. Марго прождала его всю ночь, цепенея и вздрагивая от каждого звука, от редкого шума проезжающей машины. Время будто остановилось. Часы тикали, как всегда, но стрелки словно прилипли к циферблату.

Марго бродила по комнате как неприкаянная, из угла в угол, из угла в угол. От этого мерного хождения ей становилось легче. Мысли будто замирали, прислушиваясь к шагам. Цок-цок, цок-цок, раз-два, раз-два. Десять шагов туда, десять обратно. Можно сосчитать, сколько километров она пройдет до утра. Цок-цок, очень интересно.

Утро она встретила с виду спокойная, будто окаменевшая. Машинально оделась, машинально причесалась, безучастно отметила новую резкую складочку у рта, черные круги вокруг глаз. Все правильно. За все на свете надо платить, а за ночь кошмара тем более.

Полдня она провела в «Заготхлебе». Расспрашивала, расспрашивала, расспрашивала. Наконец кто-то-то вспомнил, что видел Басаргина на улице после работы. Его ждала машина. Подошли двое, перекинулись с ним парой слов, усадили в машину и укатили. Больше его никто не видел.

Марго шла на Лубянку, в тот самый дом, который долго еще будет наводить ужас на миллионы несчастных людей. Шла сама. Никто ее не звал, никто не искал. Она шла туда, чтобы спасти любимого человека. Какой ценой? Она не думала об этом. Ей было уже все равно.

В бюро пропусков она назвала свою фамилию и фамилию Игнатьева и присела подождать. Минут через пятнадцать явился молодой человек в форме и повел ее по длинным мрачным коридорам, устланным ковровой дорожкой. Она съедала звук шагов, и оттого казалось, что фигуры людей двигаются бесшумно, как во сне. По обеим сторонам коридора были двери, бесконечный ряд массивных дверей, за каждой из которых сидел паук-Игнатьев и плел свою паутину, много-много паутины, чтобы хватило на всю огромную страну.

У одной из дверей ее провожатый остановился и, отворив, пропустил ее вперед. Она очутилась в небольшом пустом «предбаннике», в конце которого была еще одна дверь. Лабиринт Минотавра — Подождите здесь.

Он подошел к двери и постучал согнутым пальцем.

— Входите.

— Семен Игнатьевич, к вам товарищ Басаргина.

— Пусть войдет. Я буду занят. Никого ко мне не пускать. Марго переступила порог. Дверь за ней тут же закрылась.

Она не стала осматриваться, лишь боковым зрением автоматически отметила, что кабинет большой и безликий, как и всякое казенное помещение. Портрет Дзержинского на стене. В полупрофиль. И ладно. Обойдемся без соглядатаев. Взгляд ее был намертво прикован к Игнатьеву. При виде ее он почему-то встал, потом сел, заерзал, облизнул губы. Нервничает, подумала безучастно Марго. Он-то что нервничает?

— Пришла?

— Пришла.

— Сама?

— Сама.

— Значит, все, как я говорил?

— Все, как вы говорили. — Ее голос звучал эхом его слов и доносился до нее будто со стороны. Будто не она говорит, а ее неживая оболочка. А она-то где? И есть ли она— еще? — Он здесь?

— Пока здесь.

— Что ему угрожает?

— СЛОН или расстрел. Смотря как повернуть. Двойное убийство…

— Я знаю. Что такое СЛОН?

— Соловецкий лагерь особого назначения.

— А как повернуть, чтобы он вышел отсюда сегодня же?

— Сама знаешь.

— Я готова. Берите меня, как хотите.

Он медленно подошел к ней, близко, почти вплотную. Встал, широко расставив ноги, тяжело посмотрел налитыми кровью глазами.