Первоклассный голландский шахматист Адриан де Гроот, представлявший Нидерланды на шахматных олимпиадах, был также психологом. Он попросил мастеров игры в шахматы и новичков записать ход их мыслей и, к своему удивлению, обнаружил, что видимых различий оказалось не так уж много. Можно было ожидать, что игроки-мастера видели на большее число ходов вперед или просчитывали более разнообразные комбинации, чем начинающие игроки. Но это не так. Зато у них оказались лучше развиты профессиональные инстинкты. Над перспективными ходами они размышляли дольше, а нерезультативные отбрасывали быстрее. Новички делали все наоборот. Ум гроссмейстера отличается эффективностью мыслительного кода, но не быстротой вычислительных операций.

Де Гроот хорошо известен своим знаменитым экспериментом. Он показал игрокам шахматные доски с фигурами, расставленными в реалистичных комбинациях. Через пять секунд игроков попросили воспроизвести расстановку фигур на разных досках по памяти.

Мастера шахматной игры с заданием справились виртуозно. Они воспроизвели увиденное положение всех без исключения фигур практически со 100 %-й точностью. Игроки менее умелые оказались безнадежны: точность их расстановки часто не превышала 20 %.

Де Гроот несколько изменил условия эксперимента и попал в самую точку. В этот раз он показал игрокам шахматные доски, на которых фигуры расставлены наугад – произвольные комбинации, которые не возникли и, пожалуй, не могли бы возникнуть в ходе игры. На этот раз мастера оказались не лучше новичков. Все мучительно пытались вспомнить расположение хотя бы полдюжины фигур.

Хорошие игроки показали свое превосходство лишь в запоминании реалистичных комбинаций. Им это удается, поскольку они вспоминают комбинации, которые видели прежде: и гамбиты, и размены, и рокировки. Пионер в области искусственного интеллекта Герберт Саймон, повторивший эксперименты де Гроота, поддерживал точку зрения, согласно которой хорошие игроки каталогизируют расположение фигур на доске по имеющимся в памяти «шаблонам»[256], облегчая себе задачу.

Эту стратегию применяют не только в шахматах. Начинающий орнитолог, наблюдая за птицей, видит лишь пятно цвета и перьев. Классифицировать ее он не может, поскольку не знает, какие признаки являются отличительными, а какие ничего не значат. Новичок старается запомнить об этой птице все – задача невыполнимая, – чтобы после найти ее в полевом справочнике. Но специалист сразу определит, что перед ним молоденькая самка голубой кустарниковой сойки, и, кроме этой характеристики, ему больше ничего знать не нужно. В широком смысле этим подходом мы руководствуемся во всем, что требует взвешенных решений и работы воображения – будь то управление компанией или желание бежать марафон, разработка мобильного приложения или организация свадебного торжества, умение успокоить ребенка или способность понять лекцию, просмотренную на сайте конференции TED. Мы осмысливаем сложное целое благодаря тому, что вычленяем уже знакомые нам фрагменты.

Никто не говорит, что способность запомнить расстановку фигур – единственная отличительная черта первоклассного шахматиста. Она необходима, но не достаточна. Как сказал Кубрик, шахматы – это игра, в которой оценивается стоимость упущенной выгоды. Недостаточно заключить, что тот или иной ход хороший. Мастер беспрестанно должен задаваться вопросом: нет ли хода лучше? Умение критически мыслить превыше всего, но фундаментом успеха здесь служит память: игрок, которому приходится снова и снова осматривать доску, чтобы вспомнить, какое положение фигуры занимают на данный момент, оказывается просто не в состоянии должным образом просчитать возможные комбинации.

Способность каталогизировать или запоминать расположение фигур на шахматной доске приобретается годами тренировок. Резонно спросить, что такое эта способность: знания, навыки или талант? Возможно, правильный ответ в том, что вопрос поставлен неверно. Ведь знания, навыки и талант – ярлыки, которыми мы обозначили мыслительные процессы, хотя не до конца их понимаем. Может статься, для описания экспериментальных данных эти ярлыки не годятся.

Шахматы – излюбленный способ представить логику во плоти, а значит, родная стихия Думателя из «Автостопом по галактике», HAL и прочих бездушных агрегатов. Но когда за эту игру берется человек, она становится еще и упражнением на интуицию и бессознательное. У хороших шахматистов вырабатывается способность распознавать комбинации, в которые выстраиваются фигуры по ходу игры. Логика здесь ни при чем – это скорее как выхватить из толпы знакомое лицо. Никто не рождается со знанием механизмов шахматной игры. Шахматисты высокого класса обзаводятся интуицией благодаря тому, что запоминают много «фактов» и, кроме того, познают, как эти факты друг с другом соотносятся в рамках целостной картины. Запоминание фактов – один из способов выработать интуитивные знания, которые, в свою очередь, служат фундаментом тому, что называют навыками и талантом.

В начале 1950-х Бетт Несмит Грэм, разведенная мать-одиночка, получила работу секретаря в Texas Bank and Trust. А в банке как раз поставили в офисах пишущие машинки фирмы IBM Selectric, у которых обнаружился один серьезный недостаток. В Selectric стояла лента из углеродной пленки, так что, хотя начертание букв и получалось четким, стереть их было нельзя. Одна ошибка – и всю страницу приходилось перепечатывать.

Начальникам – а руководящие должности занимали мужчины – было все равно. Женский труд стоил дешево, причем настолько, что Грэм взялась рисовать на окнах банка украшения к Рождеству, чтобы хоть как-то увеличить свой скудный доход. Работа с кистью напомнила ей о том, что она узнала когда-то давно: художники свои ошибки не стирают, а закрашивают.

Именно это и вызвало у Грэм момент озарения. Она осознала, что ошибки можно не стирать, а нанести поверх краску. Разведя в кухонном блендере белую темперу, Грэм взбила смесь и перелила в бутылочку. Стоило ей сделать опечатку, как она замазывала ее кисточкой, ждала пару секунд, пока подсохнет, и печатала прямо по краске. Изобретение, названное «корректирующей жидкостью»[257], стало необычайно популярным среди офисных принадлежностей наступившего чуть позже аналогового века. В 1979 г. Грэм продает Gillette свою компанию Liquid Paper за 47,5 миллиона долларов.

«Воображение важнее знания» – так в 1931 г. писал Альберт Эйнштейн[258]. Но также верно и то, что в этой паре второе служит фундаментом первому. Воображением мы называем обычно то, что немыслимо без возникновения связи между двумя фактами – увидеть, что решение, принятое у художников, может помочь машинисткам. Эйнштейна интересовал раздел математики, не имевший практической ценности, – неевклидова геометрия Бернхарда Римана. Физики не занимались Риманом, поскольку с физикой его работы никак не были связаны. Величайший момент озарения у Эйнштейна случился, когда ученый понял, что геометрию Римана можно положить в основу новой гравитационной теории, в которой материя искажает пространство и время.