— Что брали из трофейного оружия?

— У меня был «люггер», бельгийский «браунинг» и немецкий кинжал. На Одере мы воевали недолго, и нас решили вернуть в Кирицы. За полтора суток прошли сто десять километров с одним только привалом. Я помню, один сержант ко мне подошел:

— Леша, разреши отстать?

— В чем дело, Колька?

— Рана открылась.

— Не знаю, куда нас ведут… не дай бог, тебя примут за дезертира.

— Леша, где наша не пропадала.

Он нашел немецкую лошадь, на ней без седла доскакал до Кирицы, и, когда мы к вечеру пришли туда, он мне доложил, что прибыл… В городе нас разместили в каком-то здании и сказали, чтобы постельное белье искали сами. Я, будучи замкомвзвода, взял сержанта, и на велосипедах поехали добывать постельное белье. Мы шарили по домам, собирали чистое постельное белье для наших курсантов. Вдруг слышу, женщины пищат, бегают наши «старики». Вдруг в комнату, в которой мы были, врываются вооруженные ребята и ко мне, а я уже сумки набил и собираюсь ехать обратно. Смотрят мою красноармейскую книжку, отнимают, требуют сдать оружие и под конвоем ведут в комендатуру. Оказывается, подозревают в изнасиловании немок. В комендатуре голый пол, никаких тебе принадлежностей, не кормят. Я говорю солдатику: «Дай нам возможность раздобыть матрасик, пожрать что-нибудь». Он разрешил. Мы нашли — опыт был — немецкое варенье, еще что-то. Сидим, ждем своей участи. Вдруг нас вызывают к коменданту. Сидит майор, какие-то женщины… на нас смотрят, говорят: «Никс… нике». Вроде не мы их насиловали. Женщин отпускают. Комендант открывает ящик стола и меня спрашивает:

— Что тут у вас осталось?

— Товарищ майор, комсомольский билет, красноармейская книжка. — Про оружие молчу — не положено же! Выдали нам документы, и мы бегом в роту. Встретил нас наш командир, капитан Борисов, командир курсантской роты. Построил роту, ведет приговаривая: «Ну, злые ебари… ну, злые ебари». Поставил перед строем, прочел лекцию, все смеются, и отпустил. Так закончилась эпопея с трофейным оружием. Но когда мы услышали, что капитана Борисова обстреляли из подвала, то, быстро вычислив дом, по-пластунски поползли к подвальным окнам, закидали его гранатами и ворвались туда. Четыре или шесть немцев так и закончили свою жизнь за то, что стреляли в нашего любимого командира роты капитана Борисова.

— Много было венерических заболеваний?

— Командир роты хвастался, что три справки имел за триппер. Видел я бедняг, мучившихся от этого. Кто их награждал, польки или немки, не знаю. Помню, была такая песенка:

Русише паненка,

Дойче камират,

Хойтен фикен фикен,

Морген шоколад.

Ком паненка шляффен,

Дам тебе часы.

Вшиско едно война,

Снимай скорей трусы.

Припев:

Ты будь одна,

Ты будь со мной…

И стишок:

Их ждала тебя на Хаус

Варум ду ты не пришел?

С неба васер побежала

Их домой быстрей ушел.

— Игра «махнем не глядя» была распространена?

— Махались трофейными часами.

— Деньги получали?

— В Германии не имел ничего.

— Во время передышки какие были развлечения?

— Ну пожрать что-нибудь… Помню, старший лейтенант Арбаньян говорит: «Леша, я давно не пил молока. Можешь организовать? Ты же солдат, прояви инициативу, покорми меня молочком». Я побежал в траншею, нашел фольварк, в коровнике стояли недоеные коровы. Как доить, я знаю. Подоил в синий кувшин. Принес командиру. Потом надоел нам горох со свининой. Он, конечно, питательный, но каждый день его есть невозможно. Командир роты говорит: «Курочку можешь достать?» Я побежал. Опять какой-то фольварк. Солдате автоматом охраняет генерала. Во дворе куры гуляют. Говорю: «Мне надо одну курочку». — «Бери, только не стреляй, генерал спит». Я взял брикет прессованного угля, приманил курочку — был нам хороший куриный бульон. Вот никакой самодеятельности, артистов мы не видели, это где-то в тылах, а у нас перед носом пули летают. В Германии появились трофейные аккордеоны. Когда ехали на Родину в эшелоне, кое-кто играл на аккордеоне. А так пели только строевые песни: «Взвейтесь соколы орлами», «Ты лети с дороги, птица. Зверь с дороги уходи…», «Дальневосточная, опора прочная» и другие.

— Вши были?

— Почему-то меня они миновали. Я был очень невкусный. Когда на форму 20 рубашки выворачивали, у меня вшей не было. Но вшивость была. Раньше ходила присказка: «От армии освобожден!» — «А что так?» — «Вшивость и плоскостопие».

— В Бога верили?

— У нас тогда никаких предчувствий, суеверий не было. И никакой религиозности тоже. Может быть, более пожилые люди молились, но я этого не видел. Я не боялся, считал, что меня не могут убить. Ранить — да, но не убить. А вот потом уже, когда все проанализируешь… Я подсчитал, что не меньше восьми раз меня мог убить немец в упор. Вот тут я начал верить, что мама была права, что добрый ангел сохранил, судьба такая. Зачем? Для того чтобы нести добро людям. Но это уже к старости такие мысли появились.

— Что больше давило, физическая или психологическая усталость?

— Физическая. А психологическая… всегда в напряжении, но тут все равны, в одной и той же обстановке. А вот физическую нагрузку каждый воспринимал по-разному — один готов, другой нет. Я был готов испытывать физические нагрузки. Был спортивный.

— Что было в вещмешке из продуктов и средств гигиены? Сухари, сахар, мыло, зубной порошок?

— Сухари, конечно, давали. Мыло было. Сахара не помню. Сосновой смолой чистили зубы — этому я научился в Канаше в Чувашии. Это очень нам помогало, укрепляло десна.

Потом был День Победы. Приказ Жукова: «Армейские и фронтовые курсы младших лейтенантов расформировать! Такие скоротечные нам не нужны. Отобрать лучших и направить в училища в СССР». Меня отобрали и повезли в вагонах на 8 лошадей или 40 человек через Польшу. Вдруг эшелон встал. Что такое? Поляки пустили под откос эшелон с нашими девчонками и «стариками», которых демобилизовали. В итоге против своей воли я оказался в Урюпинском пехотном училище. Учимся, ходим на занятия. Спрашиваем преподавателя по тактике:

— Вы на фронте были?

— Нет.

— Так вот, объявляйте перекур, мы вам расскажем, как надо воевать.

И он объявлял четырехчасовой перекур. Потом мы на трофейных часах: «Ур! Ур!» Пора идти на обед. В сентябре 1945 года я оказался дома. Когда окончил второй курс, думаю: «У меня же девять классов, раз из меня делают офицера, то я должен быть грамотным, культурным офицером». Пришел к полковнику, начальнику училища: «Разрешите мне в школу рабочей молодежи?» — «Слушай, сержант, я имею четыре класса и командую училищем, а тебе девяти классов хватит, чтобы командовать взводом». — «Тогда вы меня офицером не выпустите». Вмешался замполит, поговорили, разрешили с условием: «В воскресенье 15 километров на лыжах пробежишь, потом иди, сдавай очередные экзамены за неделю». Вот стоишь во второй шеренге, из противогазной сумки вытаскиваешь учебник химии — ангидриды… ангидриды… а сам слушаешь: «Наша рота занимает рубеж… «справа — ура, слева — сосна». Надо же вовремя откликнуться, когда тебе скажут: «Принимай решение, на оборону или наступление, отдавай приказ». Я окончил эту школу рабочей молодежи, получил аттестат зрелости. Окончил училище и пошел командиром взвода в десантные войска.