Хуже того, привычного дома лишатся ее дочери.

Летиция аристократка, но она еще и мать. Как Пен.

– Я очень соболезную вашей утрате, – искренне сказала Пен.

Взгляд Летиции прояснился.

– Спасибо.

– Леди Дэрроу! – возмутилась леди Сьюзен. – Не могу поверить, что вы говорите… с этой особой.

– А это, – едва не срываясь на фальцет, сказал Гарри, – леди Сьюзен Палмер.

Ведьма. И это женщина, на которой Гарри собирался жениться?

«Помни, убивают любезностью».

– Леди Сьюзен, очень рада познакомиться.

Неприкрытая, но вежливая ложь.

Леди Сьюзен даже не посмотрела в сторону Пен. Вместо этого она хмуро глянула на Гарри и сказала:

– Не могу поверить, что вы познакомили меня с…

– Боже, сколько времени! – громко сказала Пен.

Она, слава богу, нечто в этом роде предвидела и продолжила говорить так быстро, что никто, в первую очередь отвратительная леди Сьюзен, не мог ни слова вставить.

– Дамы, лорд Дэрроу, мне очень жаль, но я должна вернуться к работе. Милорд, дайте мне корзину. Поспеши, Гарриет. Простите нас.

С этими словами она взяла у Гарри корзину для пикника, а Гарриет за руку и обошла обеих женщин.

К счастью, Гарриет не упиралась и не спорила.

К несчастью, сговорчивость Гарриет, скорее всего, объяснялась предчувствием, что леди Сьюзен намерена продолжать их оскорблять. В конце концов, Гарриет уже хорошо разбиралась в людях.

Пен быстро зашагала по тропе. Настолько быстро, насколько могла, не переходя, однако, на бег – ей хотелось как можно скорее увести Гарриет. Чтобы не отстать, Гарриет пришлось бежать.

– Это та леди, на которой собирается жениться папа? – тихо спросила Гарриет, когда Пен наконец замедлила шаг.

– Да.

Как Гарри удается провести с этой строптивицей хотя бы минуту? А всю жизнь?..

– Она мне не нравится.

Пен фыркнула:

– Мне тоже.

– Почему тогда папа собирается на ней жениться?

– Она очень красивая.

– Ты тоже!

Пен улыбнулась.

– Гарриет, думаю, ты относишься ко мне предвзято. А леди Сьюзен к тому же дочь графа. Она знает, как управляться с хозяйством. В этом есть смысл.

Гарриет помрачнела.

– Не думаю. Она подлая. Мама, она ведь хотела назвать тебя… – Гарриет сморщилась. – Шлюхой?

– Да.

За последние пару дней Пен слышала это слово слишком часто.

– И на меня она смотрела, как будто я… слизняк, уродливый, противный и грязный, как будто я никто и ниоткуда.

Гнев подступил к горлу Пен. Как смеет эта женщина унижать Гарриет! Ей захотелось вернуться, схватить леди Сьюзен за горло и сжимать до тех пор, пока та не посинеет.

Вместо этого Пен поставила на землю корзину и прижала к себе дочь.

Гарриет засопела, борясь со слезами.

– Мама, ко мне все так будут относиться, потому что я бастард, ублюдок?

– Нет. Не в Литтл-Падлдоне.

«Может, в другом месте?..»

Но сейчас не время об этом беспокоиться. Гарриет никуда не едет. Они никуда не едут.

– Гарриет, ты не то и не другое. Разумеется, нет.

– Но люди будут так говорить. Будут так думать.

«Да, возможно. Кое-кто наверняка будет…».

Ее грозило задушить отчаяние, безнадежность…

«Нет. Я не поддамся. Не отступлю. Я сумею позаботиться о Гарриет».

Много лет назад, защищая Гарриет, Пен придумала себе фиктивного мужа, но эта история защищала и ее. Она привыкла к ложному ощущению респектабельности. Пришла пора озаботиться тем, что думают о ней люди.

«Но я не респектабельна. И никогда такой не была. Я отбросила респектабельность, влюбившись в Гарри».

А в результате? Не она ли вместе с Гарриет заползла в глухую дыру, чтобы не встречаться с респектабельными людьми?

Свидание с Гарри снова напомнило ей, что однажды, на краткий миг, она была бесстрашной. Пришло время снова отринуть всякий страх, чтобы защитить Гарриет.

Пен опустила глаза, потом посмотрела на дочь – сердце сжалось.

Может, лучше научить Гарриет быть сильной, бесстрашной и независимой, чем защищать ее? Если Гарриет усвоит эти уроки, она сама за себя постоит.

Пен отстранила дочь от себя и посмотрела ей в глаза.

– Гарриет, леди Сьюзен может называть нас как хочет. Нас не должно заботить, что кто бы то ни было о нас думает.

Казалось, Гарриет этот довод не убедил.

– Для некоторых – ну, для большинства – я недостойная. Потому что любила твоего отца без благословения церкви, нарушила один из главных законов общества. Я знала об этом и знала, какие могут быть последствия, но именно так поступила, потому что сильно любила твоего отца.

Гарриет нахмурилась.

– Но и папа поступил так же, а шлюхой его никто не называет.

Пен засмеялась.

– Верно. Но правила для женщин и мужчин разные, в особенности для мужчин благородного происхождения.

– Это нечестно!

Хорошо. К Гарриет вернулась сила духа. Пен может быть спокойна. Никто ее дочь в грязь не втопчет.

– Гарриет, в жизни много нечестного.

Хотя тут неравенство стоит на первородной правде: если к рождению ребенка привел грех женщины, только ей и выпадает о ребенке заботиться, как Пен о Гарриет.

«Однако не согреши я с Гарри…»

– Раньше я говорила тебе: жалею, что родила тебя не в браке, но нисколько не жалею, что тебя родила. Не преступи я тогда законы с твоим отцом, у меня не было бы тебя.

Пен обняла Гарриет так крепко, что девочка едва могла вздохнуть, но все же также крепко обняла в ответ мать.

«Боже, не будь у меня Гарриет, кем бы я стала? Скорее всего, женой какого-нибудь крестьянина, влачащей скучную жизнь, зависимой, нелюбимой. Тьфу».

– Гарриет, а ты знаешь? Я снова поступила бы точно так же. Во всем.

И это была правда. Пен ни на что не променяла бы свою здешнюю жизнь со всеми ее… сложностями и проблемами.

– Если леди Сьюзен и весь высший свет хотят осудить меня за то, что я люблю твоего отца, или за то, что ты дочь своего отца, они вольны в этом. Нам плевать! – И она подтвердила свои слова соответствующим действием.

Гарриет засмеялась, и они зашагали вперед, но на сей раз в товарищеском молчании.

Они уже почти подошли к приюту, когда Гарриет снова заговорила: