На этом фоне ужесточения государственной машины и акций устрашения против его оппонентов возникли три претендента на президентский пост – министр обороны Сергей Иванов, глава «Российских железных дорог» Владимир Якунин и глава администрации президента РФ Дмитрий Медведев. Из этих троих самым вероятным кандидатом изначально считался Сергей Иванов, в прошлом генерал КГБ (Путин имел лишь звание подполковника). Иванов работал в Европе, бегло изъяснялся на английском языке – который, по его собственному признанию, освоил, слушая записи «Битлз», – и хорошо разбирался в вопросах безопасности. Кондолиза Райс вспоминает, как предсказывала дальнейшую судьбу Иванова в 2005 году, на праздновании 60-летия окончания Второй мировой войны, когда он, стоя на Красной площади, отдавал честь проходившим парадом российским войскам: «Путин ни за что не позволит ему стать президентом, – думала я. – Он не захочет иметь сильного преемника и соперника в притязаниях на Кремль, когда в конце концов решит вернуться»{368}.

Поскольку Путин, придя в Кремль, создал новую политическую систему, с трудом верилось, что если он отойдет от власти, система продолжит работать так же, как и при нем. У российской элиты имелись серьезные интересы, и Путин выступал их гарантом. Это дало пищу слухам, что Путин внесет изменения в Конституцию и останется в Кремле. Сам он раз за разом отрицал это, заявив на встрече с участниками клуба «Валдай» в 2007 году: «Меня самого беспокоит, что сегодня многое зависит в России только от одного человека. И я хочу расширить эту площадку. Но когда я сказал, что правы и те и другие, это значит, что я не собираюсь исчезать вообще куда-то. Я не собираюсь эмигрировать на постоянное место жительства в другую страну. Я люблю свою страну, я русский. <…> Моя цель заключается в том, чтобы власть в России была стабильной. И у меня есть все основания полагать, что так оно и будет»{369}.

Осенью 2007 года «игра в угадайку» приобрела еще больший накал. На парламентских выборах в декабре правящая партия «Единая Россия» набрала 64,3 % голосов избирателей, хотя присутствовавшие на выборах наблюдатели из ОБСЕ и Совета Европы объявили, что выборы были проведены нечестно, без соблюдения общепризнанных демократических норм. Вскоре после выборов Путин поразил своих сограждан и весь зарубежный мир, объявив, что президентом будет Дмитрий Медведев, а сам он займет пост председателя правительства. У власти в России будет «тандем». Это был неожиданный и умный ход. Путин не нарушил Конституцию, но все же ухитрился сохранить за собой место во власти.

В феврале 2007 года, через несколько месяцев после саммита «восьмерки», когда вопрос о преемнике все еще стоял на повестке дня, Путин отбросил дипломатический политес и напрямую ополчился на Соединенные Штаты за то, что назвал односторонним и равнодушным отношением к миру. Для своего залпа по США Путин избрал трибуну форума, на который был впервые приглашен, – Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности. Это было регулярное собрание министров обороны евроатлантических государств, а также других официальных лиц и экспертов, на котором обсуждались самые злободневные проблемы мировой безопасности. Выступления Путина ждали с нетерпением как ответ «товарищу волку» Дику Чейни – но речь эта приобрела гораздо большее значение.

Вначале Путин предупредил аудиторию, что его рассуждения могут показаться «излишне полемически заостренными». В своем выступлении он собрал воедино все пункты, которые вызывали критику со стороны России. Прежде всего Путин подверг резкой критике идею однополярности, при которой существует «мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией. Потому что демократия – это, как известно, власть большинства при учете интересов и мнений меньшинства. Кстати говоря, Россию, нас, постоянно учат демократии. Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не очень хотят». Путин не преминул назвать имена: «Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах, военной силы, силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов. <…> Система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах». Решение, которое предлагал Путин, – вернуться к многосторонней дипломатии под руководством ООН и воздерживаться от применения военной силы. Он подчеркнул также, что с подъемом стран БРИК будущее несомненно принадлежит многополярности, а не однополярности{370}.

Членов делегации США – а в их числе были сенатор Джон Маккейн, Джозеф Либерман и Линдси Грэм, – ошеломила эта публичная полемика, и аплодисменты слушателей были весьма сдержанными. Министр иностранных дел Чехии Карел Шварценберг отреагировал колкостью: «Мы должны поблагодарить президента Путина, который не только хорошо позаботился о публичности этой конференции, но и ясно и убедительно доказал, почему НАТО должно расширяться»{371}. Тем не менее реакция участников конференции напомнила и России, и США, что кое-кто среди европейцев согласен с критикой, которую Путин обрушил на выстраиваемый Соединенными Штатами однополярный мир.

В надежде разрядить напряжение министр обороны США Роберт Гейтс на следующий день озвучил официальный ответ США. После того как республиканцы в 2006 году проиграли выборы в Конгресс, Гейтс, прежде занимавший пост директора ЦРУ и изучавший в свое время историю России, ушел с должности президента техасского университета A&M, чтобы занять место прямодушного Дональда Рамсфельда. Гейтс отличался прагматичностью и сдержанностью, он не был склонен вступать в публичную полемику. Признавая, что он, как и Путин, в прошлом был разведчиком, Гейтс заявил, что период четырехлетнего президентства в университете стал для него «лагерем по перевоспитанию». Подчеркнув, что «одной холодной войны вполне достаточно», Гейтс сообщил, что вскоре намеревается посетить Россию, поскольку, как он выразился, «Россия – партнер в наших предприятиях». При этом он конкретно поставил вопрос о поддержке Россией иранской ядерной программы{372}.