Кардинал слегка успокоился.

Пригладив волосы, он потер щеки и задышал поровнее. Потом, подойдя к окну, прицокнул языком, прикидывая масштаб разрушений.

– Если бы я запустил этим креслом в тебя, мистер Райми, то избежал бы позорного пата и, что гораздо важнее, мне было бы на чем сидеть. Хорошее кресло днем с огнем не сыщешь. Ладно, деньги и власть у меня пока никто не отнял – думаю, они мне помогут в поисках. – Он ухмыльнулся, превращаясь в прежнего Кардинала, собранного и владеющего собой. – Ты вполне достойный соперник.

– Достойный получить объяснения? Я наконец заслужил это право?

Рассмеявшись, он подтянул к себе другой стул и уселся:

– Ты невыносим, мистер Райми. Нельзя быть таким занудой. Упертый, как гончая. Сперва меня это забавляло, но потом надоело. – Он нажал кнопку. – Мисс Фаулер? Вызовите, пожалуйста, гвардейцев.

– Вы меня убьете? – ахнул я.

– Конечно. – Он выстроил вбежавших гвардейцев вдоль стены, как испокон веков выстраивали расстрельную команду. – Аюамарка никогда не врет. Я, правда, не собирался убивать тебя в ближайшие дни, но теперь, кажется, пора.

– Хотя бы объясните мне, кто я такой, – взмолился я. – Мне больше ничего не надо, только узнать, кто я и почему так случилось. Хотя бы это вы должны…

– Ничего я тебе не должен! – взорвался он. – Ты был мелкой гнидой, которую я вытащил из грязи. Я дал тебе шанс стать человеком. Все это могло бы перейти к тебе. Я не шутил. Но ты этот шанс просрал, поэтому сейчас ты умрешь, а мне опять искать нового преемника. Вы готовы, джентльмены?

– Значит, заставите меня умереть в неведении? – Я сплюнул ему под ноги. – Вот козел!

– Мы все умираем в неведении, – улыбнулся он.

Эта улыбка подарила мне проблеск надежды. Надо заговорить ему зубы – вдруг наткнусь на какие-нибудь спасительные слова? А они должны быть. Если бы не было, Кардинал бы меня уже прикончил. Он сам протягивает мне невидимую соломинку. Хочет, чтобы я спасся. Почему? Вряд ли я для него так важен. Никаких страданий или неудобств моя смерть ему не принесет. Почему же он так тянет?

Тут меня осенило – вот она, соломинка.

– Хорошо. – Я выпрямился, морщась от боли, но все равно улыбаясь, потому что нашел выход. – Не хотите отвечать на мои вопросы, не надо. Я пойду.

Кардинал разразился взрывом хохота:

– Прелесть моя! Надо оставить тебя придворным шутом. Пойдешь, значит, мистер Райми? А с чего ты взял, что я тебя отпущу?

– Потому что вы не можете меня убить.

Он оборвал смех.

– Почему ты так решил? – подозрительно поинтересовался он.

– Кончита. – Он тут же сдулся, не ожидая такого поворота. Соломинка оказалась с крючком на конце. – Она единственная, кого вы в этом мире любите, если ваше чувство можно назвать любовью. Вы к ней заходили недавно. Зачем? Предупредить на счет меня и избавить от боли? Вряд ли. Вы хотели посмотреть, не примет ли она вас назад. Вы хотели вернуть ее, раз мне удалось ее исцелить. Но, заглянув ей в глаза и увидев там только страх и ненависть, вы рассказали ей про список и этим ее добили. Сами того не желая. Вы же чудовище, иначе и быть не могло.

Его лицо посерело. Он направил на меня руку с искривленным мизинцем.

– Ты забываешься! – взревел он. – Даже у мертвеца должны быть какие-то рамки.

– Нет, – возразил я. – Она дорога вам. Она единственная, кто для вас что-то значит. Вы ведь наверняка себя всего изгрызли, когда поняли, что сказали и что натворили. Сидели тут и думали, что теперь она либо умрет, либо впадет в депрессию, что вы уничтожили ту единственную, которую любили. Так вот нет, не уничтожили. Я с ней сегодня разговаривал. Она уезжает, хочет посмотреть мир, пожить полной жизнью, пока может. Она постарается стать счастливой. Она в кои-то веки смотрела в будущее с оптимизмом.

– Правда? – хрипло спросил Кардинал. Он хотел мне верить, но боялся, что я его обманываю.

– Правда, – тихо подтвердил я. – Спросите у своих шпионов. Она может стать счастливой. В ее счастье нет места для вас, но это ведь не страшно, правда? Вас это не должно беспокоить. Ее возвращение было бы сладким, как глазурь на торте, однако ведь сам торт – то есть ее счастье – главнее?

– Да, – тихо откликнулся Кардинал.

– А счастье ей подарил я.

Его глаза снова загорелись злобой и коварством, нить, протянувшаяся было между нами, оборвалась.

– Вот теперь все ясно. Ты ее спас… и решил, что этим заслужил помилование? – Он покачал головой. – Ошибаешься. Не действует.

– Не помилование. – Я шагнул вперед, стараясь не слушать щелчки затворов. – Отсрочку. На пару часов. Дайте мне шанс. Может, сбежать и не удастся, но дайте хотя бы попробовать. Вы себе не простите, если откажетесь. Вы все-таки еще человек, Фердинанд Дорак, несмотря на всю вашу чудовищность. У вас есть чувства. Кончита не вынесет, если узнает, что вы убили меня здесь, в своем кабинете. А она узнает – так всегда случается. Можете потом отправить за мной гвардейцев – хоть весь город, если будет угодно. Пусть гонят меня как свора бешеных псов. Вы же знаете, они меня найдут. Мне не скрыться. Мне просто некуда деться, черт подери. Но моя кровь уже не будет на ваших руках. Вы будете непричастны. Отпустите меня. Дайте шанс. Может, тогда и кошмары перестанут сниться.

Он дернулся, услышав про кошмары. Я вдруг увидел человека, чудовище по рождению, но все же человека, запертого в собственной раковине, вынужденного быть таким, ненавидящего себя за это, но не способного измениться. Не будь он так ужасен, его можно было бы пожалеть.

– Вы уже старик, Ферди, – произнес я, и он снова дернулся. – Вы принесли столько зла, столько боли всем, включая себя самого. Я не прошу милости. Я предлагаю вам способ избавиться от вины. Убив меня здесь, вы ничего не выиграете, только загоните еще один гвоздь в крышку гроба, где лежит ваше сердце. Отпустите меня.

Речь получилась проникновенная, но проникновенные речи Кардинала не трогали. Такие мольбы он наверняка слышал тысячи раз. А вот Кончита и кошмары сделали свое дело. У каждого есть свой секретный код, комбинация кнопок, пароль, заставляющий нас действовать вопреки рассудку, логике и интуиции. Я подобрал пароль к Кардиналу. Если не сработает, игра окончена, а я труп.

– Даю тебе полчаса, – возвестил он, кивком показывая гвардейцам, чтобы те опустили пистолеты. – Больше ни слова. Ни единого. Ты меня убедил и выторговал себе отсрочку, но если ты сейчас откроешь рот… Полчаса. Ни минутой больше.

Я на негнущихся ногах пошел к выходу.

– Мистер Райми! – Его голос настиг меня у самой двери. Кардинал стоял, отвернувшись к окну, и в острых клиньях разбитого стекла отражалось его изувеченное лицо. – Все обратимо, – тихо произнес он. – Не суетись. Не гони вслепую. Не убегай, а ищи. – Я увидел на его лице улыбку. – Это лучший совет, что я когда-либо давал. Наверное, к старости стал сентиментальным. – Он опустил взгляд на часы: – Двадцать девять минут, мистер Райми.