– Зачем он это сделал, Пат? Зачем превратил себя в компьютерную программу? Психологи всегда были за то, чтобы развивать человеческие возможности, а не технологии.

Патроклос покачал головой.

– Нет, Йон. Просто мы смотрим на развитие технологий как на одну из человеческих возможностей, вот и всё. Когда психологи и техники ещё вместе были участниками фоксовских обществ, эта идея – перенесение сознания в виртуальную реальность – развивалась как ещё один способ удлинить человеческую жизнь. И были достигнуты успехи. Но сделать эту методику общедоступной не удалось точно так же, как генно-инженерное продление жизни.

– Из-за разделения?

– Да. Превратить себя в компьютерную программу, как ты выражаешься, это ещё полдела. Мало кто захочет существовать в таком виде. Людям нужно тело. Искусственно выращенное биологическое, или с применением кибертехнологии, но всё-таки больше похожее на тело, а не на машину. Но такие оболочки ни мы отдельно от технократов, ни они отдельно от нас пока делать не научились. Дальше запчастей дело не идёт.

– Каких запчастей?

– Ну, протезов. А ещё у нас говорят, что если бы и научились, всё равно без объединения технического потенциала и умения владеть силой сознание в оболочку переместить не получится. Но я думаю, может, и получилось бы… Если «программой» стать можно и сейчас, почему бы обратно человеком не сделаться? Хотя я в таких вещах, конечно, не понимаю ничего. Специалистам виднее. В общем, не знаю, что стало с теми людьми, которые двести лет назад согласились участвовать в эксперименте.

– А что, были такие?

– Да. Смертельно больные. Надеялись, им недолго придётся существовать как «программам».

– Ладно. Но мастер Дамо… Он ведь теперь…

– Не человек? – Патроклос хитро прищурился. – Для психолога ты слишком привязан к внешней форме. Она не имеет значения.

– Всё равно. По-моему, лучше уж умереть, чем жить так.

– Зависит от обстоятельств, Йон. Само собой, мастер Дамо – не тот, кто пошёл бы на это из-за страха перед смертью.

– А почему тогда?

Патроклос сделал пространный жест.

– Говорят, иногда бывает так, что тело уже отслужило свой срок, но человек ещё должен оставаться здесь. В нашем мире, понимаешь? Не ради каких-то своих целей. Ради людей, которым жить ещё долго. Ради нас. Толком я этого не объясню… Есть предел, разделяющий живущих и тех, кто ушёл. Чтобы не уйти и оставаться в этом мире, нужно хоть что-то материальное, если не тело, то хотя бы компьютерная программа.

– Он остался из-за нас? Но для чего?

– Мастер Шэн говорил, мастер Дамо будет с нами до тех пор, пока не случится что-то важное.

– Что – важное?

– Наверное, в мире должны начаться какие-то изменения… Лучше спроси у Шэна сам. Правда, по-моему, точно он и сам не знает. Но не заставляй меня больше произносить умные речи, не силён я в них. Я просто хотел отвлечь тебя от мрачных мыслей. Помнишь, что сегодня у «Кристалл роз» концерт в форинском «Оракуле»?

– Нет, чёрт, совсем забыл…

– Эх, ты. Так и пропустил бы. А я ведь купил нам билеты. Можно пойти сначала на концерт, а потом в «оранжерею». Ты раньше бывал в Форине?

– Нет. Слышал, это что-то среднее между Риг Пэлатс и кварталами неспящих.

– Ерунда. Риг Пэлатс – надутое занудство. Там у каждой шлюхи медицинский сертификат. А у неспящих слишком много стреляют… Форина – это другое. Это мечта. Может быть, идиотская, но мечта.

Форину, центральный сектор Эстхелминга, одни считали большим сумасшедшим домом, другие – раем на земле. Располагалась она на восточном берегу пересекающей Карану реки Ката-Нара. Главной местной достопримечательностью были пляжи под огромными прозрачными куполами, которые прозвали «оранжереями». Под колпаками поддерживали по-настоящему жаркую температуру, мелководье в несколько десятков метров шириной тоже искусственно подогревалось, так что вода становилась пригодной для купания. Эти рукотворные «тропики» создали совершенно особенную атмосферу во всей Форине. За пределами «оранжерей» была та же, что и везде, промозглая сырость летом и мороз зимой, но это не имело значения.

Говорили, что только в Форине можно зарабатывать, ничего не делая. Преувеличивали, конечно, но именно так людям, привыкшим к рабочему графику с девяти до шести, представлялась жизнь бесчисленных прокатчиков надувных матрасов и катамаранов, инструкторов по плаванию и садовников, ухаживающих за теплолюбивой растительностью, призванной обеспечивать достоверный южный антураж. Что уж говорить о любителях целыми днями валяться на песке, загорая под искусственным солнышком – ведь и они умудряются жить на какие-то деньги!

Многим респектабельным катакаранцам вся форинская публика казалась сборищем личностей сомнительных и небезопасных. Отчасти так оно и было. Подпольный игорный бизнес и торговля наркотиками, в особенности «лёгкими», в Форине процветали. Развлечения можно было найти какие угодно и с кем угодно – и без всякого «занудства» вроде медицинских сертификатов. И всё-таки некоторые из наиболее отчаянных в душе «респектабельных» горожан порой вырывались из своей повседневной круговерти, чтобы провести вечер в весёлой беззаботности форинских «оранжерей»…

Ещё в Форине чаще, чем на каждом углу, можно было встретить художников и музыкантов. Здесь же зарождалось большинство контркультурных формаций и околорелигиозных течений.

Кое-кого хаотичная бесцельность и слишком уж откровенная ненужность всей форинской жизни раздражала. Непонятно зачем, непонятно на что тут тратятся пространство, время, деньги и, наконец, рабочая сила – точнее, то, что таковой могло бы являться. И ещё тысячу других более и менее обоснованных упрёков можно было предъявить обитателям Форины, кроме одного. Вместе с хронической бессмысленностью в этом секторе Эстхелминга царило хроническое миролюбие. Даже у здешних бандитов серьёзные разборки были не особо в чести. Агрессивно настроенные молодёжные движения своё происхождение вели не из Форины.

– Ну, не знаю, Пат… Неохота мне никуда идти.

– Брось! Упустишь возможность вживую услышать Феана Ларка? Да это же глупость! У него обалденный голос. Кстати, ты знаешь, что Феан – наполовину маби?

– Правда?

Йонне нравились «Кристалл роз», но биографией их вокалиста интересоваться не приходилось.

– Да. Поэтому его слушают и маби, и люди. Другие группы, конечно, тоже, но тут просто более явно.

– Из наших кто-нибудь идёт?

– Да все идут! Ганс, Лидия, Ханна, Джек, Роза-Мария… Они уже полдня торчат возле клуба.

– Так этот «Оракул» – клуб? Я слышал, его баром называют.

– Официально – бар, чтобы не возникало вопросов, почему он не в Риг Пэлатс. А судя по размерам – скорее, клуб. Наверное, все клубы, которые не в Пэлатс, официально – бары. В общем, Йон, хватит валяться. Вставай – и вперёд, в Форину!