Шок и трепет… читал в книгах это выражение много раз, но впервые увидел, как оно выглядит воочию.

Как лечить подобное? На ум приходит только одно лекарство — дать стариками двойную дозу времени на привыкание.

Проследив и убедившись, что ворота Бункера снова надежно сомкнулись, я взялся за лопату и принялся убирать притащенный гусеницами снег, сгребая его к двум медвежьим тушам. За этими двумя относительно некрупными зверями мне пришлось чуток погоняться по снегу. Обычно такие смелые медведи абсолютно не желали сталкиваться с рыкающим стальным монстром и удивительно неплохо ускорились, стремясь уйти от опасности. Но их испуг только облегчил мне охоту, а доставка мяса и вовсе превратилась в веселую забаву. Закончив со сгребанием снега, я отложил лопату и принялся отвязывать почти негнущиеся мерзлые веревки. В молчаливой толпе окруживших меня стариков наконец-то послышалось перешептывание, что быстро превращалось в глухое удивленное бормотание. Холл приходил в себя… и заодно позволил мне еще раз вглядеться в себя…

Морщинистые лица, по черепашьи вытянутые шеи, беззвучно шамкающие рты, слезящиеся глаза и дрожащие руки… да уж… население Бункера во всей красе. Хотя я был откровенно горд собой, видя разительные изменения во внешности, одежде и даже поведении холловцев. Нет ни у кого больше засаленного рванья, никто не лезет с утробным голодным рыканьем к медвежьим тушам, предвкушая губительное для стариков обжиралово. Все причесаны, бороды аккуратно острижены, многие щеголяют усами, старушки прикрыли головы и плечи шалями из медвежьей шерсти.

Да… усилие даже одного человека может привести к большим последствиям. И от этого моя ответственность становится еще тяжелее. Я с трудом скрыл рвущийся из груди тяжелый вздох, когда подумал о том, что моя смерть отбросит прогресс Холла назад, после чего все может вернуться на скорбные и голодные круги своя… Я должен добыть для Бункера луковианские корнеплоды и выяснить все детали касательно их выращивания…

— Что же это… — изумленно выдохнул подошедший настоятель Тихон, тяжело опираясь о мое плечо.

Придержав старца, я аккуратно довел его до ближайшей скамьи, усадил и сам опустился рядом. Традиционной кружки с горячим чаем пока можно не ждать, а вот всего остального так в самое ближайшее время — по очищенной от малейших следов снега и льда лестнице спешно спускалась плотная целеустремленная группа. Они не сводили глаз с остывающей у стены гусеничной машины. Я же, глянув на них разок, похлопал что-то тихо бормочущего Тихона по плечу и снова поднялся. Надо закончить дела…

Окончательно разобравшись с веревками, бросил их к на пол чуть в стороне от вездехода — оттаивать, чтобы было сподручней потом свернуть. Тут главное не мять и не крутить замерзшие веревки, чтобы не повредить кристаллами льда их волокна. После этого я обычно занимался приведением в порядок верхней одежды и сейчас, пусть уже и без особой нужды, занялся тем же. Неспешно охлопал одежду, проверил карманы, вывернул наизнанку и вернул обратно в вездеходный салон. К этому моменту толпа вокруг вездехода увеличилась втрое — помимо гостей из Замка прибыли и почти все жители Центра. Сплошной ряд морщинистых дубленых лиц разбавили молодые, удивленные, чистокожие и… пустые… одни только их наивные и опять же пустые взгляды чего только стоят… Занимаясь своими делами, я нет-нет и кивал очередному знакомому. Надо же… и Шериф сподобился приковылять. А вон и Красный Арни, что выглядит непривычно строго в черном ватнике и виднеющейся из расстегнутого ворота белой рубашке. Михаил Данилович, что с крайней задумчивостью щурится из задних рядов. И стоящая впереди всех Милена. Именно стоящая — на двух ногах и двух костылях подмышками. Все же собрала свои протезы…

Вытащив из салона пару свертков — поймал себя на мысли, что отношусь теперь к этой походной таре с той же обыденностью, с какой относился к пластиковым контейнерам родного мира — сбросил их под гусеницу и спрыгнул следом, держа в руках еще один объемный пакет. Его положил рядом с Тихоном и, не дожидаясь приглашений, не заставляя никого начать конструктивный так сказать диалог первым, встретился взглядом с лидером Замка и всего Бункера:

— Поговорим? Дело срочное. Важное.

— С возвращением домой, Охотник — неспешно, подчеркивая, что знает себе ценой и какой-то там гусеничной машиной его не впечатлить, ответил Михаил Данилович и вопросительно приподнял седую бровь — Там? Здесь?

— Здесь — улыбнулся я и указал на «свой» стол, что теперь оказался в нескольких метрах от тупорылого кокпита вездехода — Чай, бульон и немного мяса.

— Договорились — столь же спокойно кивнул старик и первым шагнул к выбранному месту переговоров. Судя по его лицу, он правильно оценил выражение моего лица и понял, что разговор пойдет не о купле-продаже.

Нагнувшись к чуть пришедшему в себя Тихону, я вложил в его руку десяток свернутых писем от Андрея, придвинул к нему сверток с подарками и, выпрямляясь, кивнул молча подошедшим старикам.

— Как вы?

— Продолжаешь удивлять безмерно, Охотник — улыбнулся Федорович, а вынырнувший из-за его спины Матвей хлопнул меня по плечу с неожиданной силой:

— Жив!

— Да куда я денусь — хмыкнул я — Главное, что вы все живы.

— С нами-то что сделается? — фыркнул Матвей — Но как же мы рады! Жив! Довез ли?

— Луковианцы дома — подтвердил я, обнимая стариков за плечи — Довез благополучно.

Еще минут десять мы потратили на обмен новостями, причем спрашивал больше я, а старики с готовностью и охотой отвечали, радостно делясь своими успехами. Колышущаяся толпа медленно расходилась — хотя ясно, что так похожая на тюремный крест с обломанными крыльями машина еще долго будет привлекать чужие взгляды. Оставить вездеход снаружи я не мог — боялся все той же пресловутой возможной слежки. Ну и… не было уже никакого смысла что-то скрывать. Промолчи я про свой транспорт — и за меня про него расскажут луковианцы, чья делегация вскоре должна появиться.

Передав второй сверток Матвею и Федоровичу, третий и последний я потащил за лямку к столу, за которым уже сидела одинокая властная фигура хозяина Бункера.

Именно хозяина.

Я видел, как на него глядели все без исключения старики — будь они с Холла, Центра или самого Замка. Михаила Даниловича могли не любить, не зная при этом лично, но все как один признавали в нем Хозяина с большой буквы. А это редкое качество. Не каждый даже реально полновластный хозяин и собственник может заставить остальных признать в нем такового. Это особое и крайне редкое умение. Михаил Данилович им обладал в полной мере.

За соседним столом, но так, чтобы вне предела слышимости чужого разговора на приглушенных тонах, уселась Милена, приставившая к столешнице костыли. Рядом с ней пара незнакомых мне «замковых». Все терпеливо ждут. Ждет и сам Михаил Данилович, что сцепил на столе пальцы руки и неподвижен. И это поведение тоже о многом мне говорит. Я не раз заставлял людей ждать — невольно и нарочно. И по тому, как ведет себя во время ожидания человек можно очень многое сказать о его натуре. При этом свой характер он покажет в любом случае — даже если во время вынужденного ожидания будет просто читать книгу, листать ленту в телефоне или погрузится в работу над ежедневником. В этих случаях их характер проявится даже сильнее…