На балке под потолком сидит огромная черная птица, похожая на ворона, и поблескивает на меня белым веком на черном, словно гагат, глазу.

– Тебя зовут Невермор, – говорю ему. – И ты остаешься со мной.

– Невермор! – каркает он. – Никогда!

– Наконец ты это сказал, – киваю довольно.

Моюсь, насколько удается, надеваю другую рубаху и штаны. Цифрал заливает меня потоком эндорфинов. Мир делается пастельно-плюшевым, тупая боль угасает, но резко и коротко простреливает при неосторожном движении. Жуткая тень в душе прячется по углам. Ну что ж. Так случилось. Такова жизнь. Не твоя вина. Могли тебя не убивать, тогда остались бы живы. Таков уж этот мир. Что поделаешь?

Исповедуешься? Позвонишь в полицию? Пойдешь на терапию?

Лунф приносит мне миску какой-то приготовленной темно-красной фасоли из крупных зерен, копченую рыбу и жбан пива. Молча смотрит на пропитанную кровью рубаху, проткнутую под рукавом, и столь же подпорченный камзол.

– Дай, – говорит. – Женщины постирают.

Я вытаскиваю отобранный у убийц амулет и показываю ему. Он сплевывает с отвращением и поднимает кулак, бормоча имя Хинда.

– Не носи это. Это знак Смейринга. Бога Змея.

– Кто это?

Он пожимает плечами.

Я высасываю зерна, выплевывая толстые шкурки, рву рыбу и стараюсь не есть как зверь.

– Бог земли Змея. Избегай Людей Змея. Это дурные люди. Нападают на всех – не только на врагов. Живут в горах. Хватают людей и отдают их Змею. Умеют свалить человека взглядом. А с того времени, как пришла война богов, говорят, их охватил холодный туман, и они обезумели. Откуда это у тебя? Они в этом году не появлялись.

– А появляются?

– Нынче мир осенней ярмарки. Все Люди Побережья тут. Но может так случиться, что в этом году стирсманы решат напасть на них. Всем уже надоело. Я слышал, что люди из страны Огня, и из страны Коней, и из Земли Соленой Травы жалуются, что смейринги крадут женщин и детей. Те отрицают и утверждают, что их забрал туман. Якобы нынче у них есть король, словно у чужеземных дикарей. Один, который над всеми и может всякому приказывать. Глупость. Помни, что я тебе скажу, чужеземец. Если пойдешь на море и увидишь черный парус с серебряным знаком танцующих Змеев, готовь катапульту и сражайся – или ставь все паруса и беги. Иначе похитят тебя и отдадут Змею. Ты кого-то убил? – спрашивает внезапно с интересом.

Я смотрю на него пустыми глазами. Молчу, а на губах моих расцветает ухмылка.

– Ты же видишь, у меня нет меча.

– Вора уже забрали, – говорит он. – Его голова окажется на копье под огненным деревом. Ради устрашения и чтобы напомнить о мире.

– О мире? – смеюсь я.

– Будут знать, что происходит с теми, кто нарушает мир.

Я криво улыбаюсь.

* * *

Рано утром я отправляюсь к Копченому Улле. На этот раз я наготове. На левой руке поблескивает браслет, нож я подвесил в шелках под мышкой, заслонив его полой кафтана. Предпочел бы прихватить и меч, но не рискую.

По дороге широкой дугой обхожу проклятущий переулок. Сомневаюсь, чтобы напавшие до сих пор лежали на улице, но неохота мне там шляться.

Двери в контору закрыты.

Копченый Улле для меня – первый подозреваемый, хоть я и понятия не имею, в чем тут дело. Приказал меня обокрасть? И только?

Непросто сориентироваться в архитектуре этих домов. Внутренние дворики, патио, одно подворье переходит в следующее, все закрыты стенами домов или палисадами из бревен. Не понять, где кончается один и начинается другой.

Подумаем. Взглянем, где заканчивается стена конторы. Каков наклон крыш.

Я сижу в той же корчме, что и до того. Дома прилегают один к другому, застройка побережья идет одной линией.

Я смотрю на кружащих по набережной людей и вижу: что-то изменилось. Исчезли все дети. Не бегают уже по набережной с деревянными мечами, не юркают меж юбок и штанинами прохожих, не сидят, замурзанные и голодные, на порогах домов. Исчезли бесследно.

Изменился и вид городских патрулей.

Кажется, их стало больше, но наверняка из-за того, что все теперь крутятся у берега. И нынче у всех в руках луки, а из-за спин торчат пучки длинных стрел. И стражники, и обычные прохожие полуукрадкой зыркают на реку.

На два «волчьи корабля», что колышутся посреди течения борт в борт. Прибыли ночью. На корме обоих вьются зубастые черные флажки, обшитые серебром, с символом, напоминающим спираль ДНК или обозначение медслужбы. Танцующие Змеи.

Похоже, никто не рад их прибытию. Ни обитатели Змеиного Горла, ни другие моряки. Между кораблями и стоящими на берегу людьми продолжаются переговоры. Но легко заметить, что все прибывшие на осеннюю ярмарку стоят на стороне обитателей порта. На кораблях не видно излишней нервозности, но отчего-то у катапульт в корзинах горит огонь, и словно невзначай рядом стоят по два человека: один при натяжном механизме, второй – возле установленных на стойке копий. Те толсты, смазаны чем-то, напоминающим смолу, и заканчиваются странными веретенообразными наконечниками, из-за чего похожи на противотанковые гранаты. На палубах все случайно одеты в кольчуги и шлемы, у всех под рукой луки и дротики.

Нет нужды быть мастером в оценивании сил. Если Люди Змея не перестанут задираться, осенняя ярмарка завершится резней, из которой ни один из них не уйдет живым.

Солидно выглядящий бородатый человек в синем плаще, стоящий на пирсе в окружении воинов, снова что-то рычит, указывая рукой. Ясно.

Люди Змея должны причалить к противоположному берегу в самом дальнем месте, а в сторону порта и к холму, на котором будет ярмарка, им придется плыть на лодках. Они чувствуют себя оскорбленными и уперлись – хотят оставаться на якоре там, где стоят.

Напряжение растет. Полагаю, все окрест стоят на берегу или на порогах домов и глядят на корабли Змеев. Все ждут. Посыплются ли вмиг стрелы? Хрупкий мир осенней ярмарки может лопнуть, как мыльный пузырь.

Змеи стоят, небрежно опершись о борта и ванты, развлекаются сжимаемыми в руках топорами и дротиками.

Когда я вхожу в корчму, одновременно активирую помощь.

* * *

Внутри было пусто. Драккайнен прошел мимо длинных лавок и проскользнул за кусок шкуры, что заслоняла вход. Сделал это мягким кошачьим движением, почти не качнув завесу. Сзади, в узком помещении, были навалены кучи почернелых бочек и несколько сломанных табуретов. Скрипнула дверь на подворье, и владелец корчмы прошелся коридором, неся по два пустых жбана в каждой руке. Прошел к дверям напротив и распахнул их пинком, после чего исчез внутри комнаты. Пятно тени между бочками вдруг приобрело человеческие очертания, и оттуда выскользнул Вуко. Бесшумно прошелся коридором и вышел во двор. Двери, посаженные на деревянные колышки, лишь слегка скрипнули.