Для Матильды это стало полной неожиданностью: она мечтала о путешествии в Рим и Париж, а не в холодную заснеженную Россию. В январе 1841 г. семья покинула Флоренцию и после неимоверно сложной для изнеженной Матильды дороги 2 (14) марта прибыла в Петербург и обосновалась в особняке Демидова на Невском проспекте. Если Анатоль был мрачнее тучи, ожидая встречи с государем, то Матильда, соскучившаяся по комфортной жизни, наконец-то вздохнула с облегчением. Более того, она приехала, можно сказать, в гости к родственникам: ее мать, Екатерина Вюртембергская, была кузиной Николая I, а о великой княгине Елене, дочери Павла Вюртембергского и супруге брата Николая, великого князя Михаила Павловича, она сохранила прекрасные воспоминания с тех пор, когда та в 1828 г. посетила Флоренцию[502].

Граф А.Г. Строганов, кузен Демидова, объяснил ему ситуацию: если Анатоль останется в тени жены, все пройдет гладко. Великая княгиня Елена Павловна взяла Матильду под свою протекцию и заявила, что берет на себя заботу представить ее ко двору. Император Николай произвел на Матильду столь же сильное впечатление, как и на всех, кто к нему приближался: «Внешне он являл собой тип абсолютного монарха, которому все должны повиноваться»[503]. Николай был очарован принцессой. Когда Матильда во время приема сделала глубокий реверанс, государь поднял ее со словами: «Я имею право вас целовать на правах кузена» и дважды поцеловал в щеки и плечо. Потом, целуя руку, позвал цесаревича Александра: «Поцелуйте руку своей кузине». На прощание Николай сказал принцессе: «Надеюсь, мы будем часто видеться»[504]. Поскольку Матильда царю понравилась, ее пребывание в Петербурге было превосходным. Однако Демидова раздражало, что он был вынужден ограничиваться ролью мужа своей жены, да еще с учетом того, что Николай запретил ему покидать Россию. Матильда же была прекрасно принята в высшем петербургском обществе. Император пригласил ее присутствовать на бракосочетании своего сына Александра с принцессой Марией Гессен-Дармштадтской, состоявшемся в Москве 16 (28) апреля 1841 г. Дорога из Петербурга в Москву показалась Матильде мрачной, она с ужасом описывала жилища крестьян: «норы, вырытые в земле, покрытые опавшими листьями и навозом», где люди и животные жили вместе, являясь добычей паразитов. Зрелище этой нищеты обострило ее ностальгию по Парижу: отныне единственной целью Матильды было добиться у императора разрешения вернуться во Францию вместе с мужем[505].

Она видела, как на Красной площади толпа народа встречала Николая криками «Ура!»: «Тысячи людей осадили его коня, пытаясь его коснуться, и когда им это удавалось, они крестились». Матильда была поражена подобным восхищением «без всякого намека на пошлость и подобострастие». Николай, по ее словам, принимал эти «безумные проявления [любви] со слезами на глазах, проникнутый не надменностью, но признательностью»[506].

Как писал М. Кадо, принцесса Матильда разрешила одну из важнейших проблем, волновавших западных наблюдателей: они полагали, что русские поклоняются своим государям исключительно из чувства вечного страха. Матильда же говорит не о страхе, а о привязанности народа к монарху и восхищении им (об этом, как мы помним, писал и Сен-Жюльен)[507]. По мнению исследователя, лестные слова Матильды в адрес императора – это не что иное, как благодарность за любезный прием, оказанный ей Николаем[508]. На мой взгляд, Матильда в своем восхищении императором была искренней.

Матильда была удовлетворена приемом, оказанном ей при русском дворе, но Николай сожалел, что Демидов возвращается в Париж: «Если я ему позволю уехать, Бог знает, каких он еще глупостей натворит!»[509]. Матильда должна была пообещать, что берет мужа под свою ответственность. От Николая она даже получила разрешение нанести визит Луи-Филиппу в знак благодарности за восстановление ее в гражданских правах[510]. После прощального ужина, устроенного императорской семьей в Павловске, супруги покинули Россию и 17 августа прибыли в Париж.

В России Матильда окажется следующим летом: Анатоль по настоянию императора был должен вернуться на родину после парижского «отпуска». В России супруги провели целый год. Во дворце на Английской набережной устраивались ослепительные приемы, на которых часто бывал Николай I. П.А. Вяземский писал А.И. Тургеневу 25 декабря 1842 г.: «Здесь только и толков, что о бале Анатоля Демидова, на коем были: государь, великие князья и великая княгиня с дочерьми»[511]. О втором визите в Россию воспоминаний Матильда не оставила…

В 1847 г. в Россию за признанием публики отправился композитор Гектор Берлиоз, хотя сама идеи поездки возникла у него гораздо раньше. 16 марта и 6 апреля 1845 г. он исполнил «Жизнь за царя» Михаила Глинки. Берлиоз был не только композитором, но и активным музыкальным критиком. Он посвятил статью Глинке, опубликованную в «Le Journal des Débats» 16 апреля 1845 г. С русским композитором Берлиоз познакомился еще 1831 г., когда был учеником Римской школы, возглавляемой Орасом Верне. Летом 1845 г. в Бонне Берлиоз аккомпанировал на праздниках, организованных Ф. Листом в честь Бетховена. Там он встретил Н.И. Греча. Из письма Берлиоза Листу от 17 мая 1845 г., мы узнаем, что он «изыскивал средства отправиться ближайшей зимой в Россию»[512]. В Парижской консерватории, где Берлиоз служил заместителем библиотекаря, композитор получил полугодовой отпуск для посещения Австрии и России. После Вены, где его ждал оглушительный успех, он направился в Прагу и Будапешт, однако в Россию не поехал, вернувшись в мае 1846 г. во Францию, где представил публике ораторию «Осуждение Фауста» в зале, на три четверти пустом. Вероятно, именно эта неудача заставила его искать успеха в России.

Через Тауроген, совершив, по его словам, четырехдневное путешествие в «герметично закрытой металлической коробке», Берлиоз воскресным вечером 28 февраля 1847 г. прибыл в Петербург, где его встретил граф Михаил Юрьевич Виельгорский. Поэт и музыкант, он ввел Берлиоза в петербургское общество и представил ко двору[513]. Виельгорский познакомил Берлиоза с Алексеем Федоровичем Львовым[514], возглавлявшим с 1837 г. Придворную певческую капеллу. С помощью Львова французский композитор набрал оркестр, в основном из немцев. Императрица и цесаревич пришли поздравить Берлиоза после его первого концерта, пресса захлебывалась от восторгов, однако Николай отнесся к нему весьма равнодушно. За первый концерт Берлиозу заплатили 12 тыс. франков. В Москве состоялся только один концерт; музыканты подобрались не слишком хорошие, хотя публика встречала тепло. Берлиоз надеялся заработать за концерт 15 тыс. франков, однако получил только 8 тыс. Вернувшись в Петербург, он дал драматическую симфонию «Ромео и Джульетта» в Большом театре с помощью А.М. Гедеонова, директора императорских театров, но успех был не столь оглушительным, как рассчитывал композитор. 12 мая состоялся последний концерт. Публика, поначалу весьма восторженная, быстро пресытилась Берлиозом: через три месяца ему больше не на что было надеяться в России. 1 июня он направился в Берлин через Тильзит. В России композитор побывал еще раз, зимой 1867–1868 гг., по просьбе своей почитательницы великой княгини Елены[515].