– И все же, – ответила она, – без нее у моей матери не было бы даже надежды.

Он кивнул.

– Мы так и не решили, что делать… – она кивнула на коробку.

– Поговорим об этом потом, – сказал он, опустив глаза, глядя на ее руку в своей, и у него вырвался тяжелый усталый вздох. – Честно говоря, сейчас нам, наверное, просто нужно отправиться в постель.

Его глаза расширились, когда он понял, что сказал. Мелани даже не успела ответить, как он запнулся и стал поспешно объясняться.

– Я… я не то хотел сказать, – он выпустил ее руку, – я имел ввиду… по отдельности. Я ничего такого… не предлагал …

– Я знаю, что ты имел в виду, – ответила она, переводя взгляд на свои туфли.

Его неуклюжая попытка спастись была гораздо более смущающей, чем первоначальная грубая формулировка.

– Я скажу, чтобы завтрак принесли вам в комнату, – быстро произнес он, пытаясь сменить тему.

– А ужин? – спросила она.

– Если хочешь.

– Я имела в виду, могу ли я увидеть тебя за ужином? Чтобы поговорить. О… Ну знаешь, после того, как мы поспим. По отдельности.

Он глупо улыбнулся.

– Да. Конечно.

– Тогда увидимся за ужином, мсье Лейвуд.

Он открыл дверь, и она подтянула мешок повыше на плечо.

– Себастьян, – поспешно произнес он прежде, чем она успела пройти.

– Что?

– Думаю, теперь мы достаточно хорошо знакомы… И даже перешли на «ты». Называй меня по имени. Себастьян.

– Хорошо. Себастьян.

Он кивнул. Она покраснела от явного одобрения в его глазах. Они расстались с нежной улыбкой на губах.

* * *

Когда Мелани вернулась в свою комнату, то вошла как можно тише, и обрадовалась, увидев, что Дон-Лин все еще спит в постели, с выражением облегчения на лице. Она всегда долго спала, но обычно беспокойно – иногда у нее кривилось лицо, иногда она стонала – в любое время дня и ночи. Поэтому сейчас Мелани испытала облегчение – хорошая постель хоть немного ослабила ее боль.

Мелани разбудила ее, только когда принесли завтрак.

– Мне нужно сделать тебе укол. Будет больно, но я постараюсь действовать быстро и осторожно.

Дон-Лин кивнула, губы от страха сжались в тонкую линию, но она перевернулась на живот, как велела ей Мелани.

Каких только унижений они не перенесли вместе – такова была жизнь помощника и страждущего, – так что никто из них не стал особо беспокоиться, когда Мелани сдвинула белье матери в сторону, чтобы воткнуть иглу в ослабленные мышцы ее ягодиц.

Дон-Лин тихо вскрикнула от боли, и Мелани извинилась, изо всех сил стараясь полноценно ввести дозу.

Когда она закончила, то помогла матери сесть, привалившись боком к спинке. Затем добавила немного микстуры на подрумяненный ломтик хлеба и стала кормить мать небольшими кусочками.

– Девочка моя, – сказала ее мать, озабоченно хмуря тонкие брови, пока медленно жевала.

Она с усилием подняла руку к лицу Мелани.

– А что случилось с твоим лбом?

Похоже, она не заметила повязки на руке Мелани.

– Ничего страшного, просто царапина. А как тебе лекарство на вкус? Не горькое?

– Что ты, наоборот – сладкое, как мед.

Мелани улыбнулась и зевнула.

– Хорошо. Очень хорошо.

Она продолжала кормить ее, пока Дон-Лин не отказалась от очередного кусочка, поманив дочь к себе рукой.

– Что я сделала, чтобы заслужить такую заботливую дочь? – спросила она, когда Мелани приблизилась и легонько положила голову на грудь матери.

– Была замечательной мамой, – сонно сказала Мелани. – Ты и сейчас замечательная мама.

Дон-Лин погладила дочь по волосам трясущимися пальцами.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

– М-м-м?

– Если это не сработает… это твое лекарство… Я не хочу, чтобы ты злилась. На мир, на себя.

– Оно сработает.

– Ты не можешь знать наверняка. Поэтому, пообещай мне.

– Давай меняться: обещание на обещание.

– Ой, не могу. И какие же обещания я в состоянии выполнить?

– Когда тебе станет лучше…

– Да?

– Ты испечешь для меня эти марракевские плюшки? Которые ты пекла, когда я была маленькой.

– Свадебные плюшки?

– Да.

– Это плюшки для невест.

– Но ты же их пекла.

– Я была пекарем, милая. Я пекла их для невест и приносила домой лишние.

– Обещай, – пробормотала она уже в полусне.

Дон-Лин приподняла прядь волос и поцеловала ее.

– Обещаю, что испеку их тебе на свадьбу. Потому что это значит, что я буду жить, чтобы побывать на твоей свадьбе.

Может, все и сложится без проблем. Может, и нет причин для беспокойства. Может, Мелани уже покончила с масками, регуляторами и кощунственными богохульствами, и ей больше никогда не придется беспокоиться о таких вещах.

«Милая собачка. Такая умничка». Не знаю, что на меня нашло. Ни мама, ни папа никогда не запрещали нам бегать с острыми предметами или разговаривать с незнакомцами. Но о варгах мы знали. Папа регулярно сталкивался с ними во время работы. Он был стражем Пограничного дозора – лучшим из лучших – и принял меры, чтобы мы понимали, чем он зарабатывает на жизнь. Варги всегда были для нас под запретом. А все запретное завораживает и привлекает ребенка. И я направилась к варгу, вытянув руку и растопырив пальцы, ожидая, что варг может в любой момент откусить их.

С тех пор, как Леру намекнула на обман во время их первой встречи, Крона очень хотела снова поговорить с Мелани Дюпон. Ученица просто не шла у нее из головы, учитывая краткость их беседы, а это что-то да значило. Крона знала, что может доверять своим инстинктам.

Оказав помощь в камере и прихватив необходимые маски, Крона и Трей отправились к Айендарам, чтобы поговорить с мастером и его ученицей, но там был только ЛеМар. Он сообщил регуляторам, что у Мелани выходной и что она, вероятно, дома со своей матерью. Потратив несколько часов на опрос ЛеМара и прочего персонала, Крона и Трей отправились в дом ученицы, расположенный в деревне неподалеку.

Экипаж теперь снова загрохотал по дороге. Вскоре они доехали до развилки – сразу за замком Айендаров, и ответвление дороги вело в сторону небольшой деревни Нор.

Крона и Трей хорошо знали Нор – они здесь выросли.

До поста Пограничного дозора, который отец называл своим, было еще много миль. Он часто отсутствовал по несколько недель, охраняя Долину, отыскивая норы и ходы варгов. Поэтому, когда он возвращался домой, это всегда было похоже на праздник – и особая еда, и подарки, и бесконечные объятия.