Она крепко обняла его.

– Я смогу помочь многим людям. Не только в моей деревне, но, может, даже и в городе. Мышечная болезнь не должна красть время у людей. Я позабочусь о том, чтобы люди не тратили свою жизнь на болезни.

Он кивнул.

– Потому что настоящее время дороже, чем время в ампулах.

Сердце Мелани дрогнуло.

– Жизнь всегда стоит больше, когда она прожита.

* * *

Он помог ей перевязать руку.

Она заметила пятно крови на лбу.

Вместе они заперли шприц и маску в небольшом сундуке.

Он рассказал ей, как избавил ее разум от тумана, напущенного Белладино.

А потом они едва ли произнесли пару слов за всю оставшуюся ночь.

Мелани усердно работала, остужала смесь, снова ставила ее на огонь, чтобы довести до кипения.

Время шло.

И вот уже утренние лучи осветили город, заглядывая в окна комнаты, заставляя их светиться.

Приготовленная микстура ничем не пахла. Мелани почему-то всегда думала, что правильное эффективное лекарство должно пахнуть смертью, а на вкус быть еще хуже. Она трижды понюхала смесь, чтобы убедиться, что от микстуры действительно пахнет сладостью, как и предполагалось согласно методике ее приготовления, разработанной Белладино.

Она осторожно заполнила лекарством семь пузырьков и плотно закрыла их крышками. После первой полной дозы ее мама должна будет принимать по несколько капель во время еды, каждый день в течение следующих шести месяцев. И дольше, если оно не окажет надлежащего воздействия на ее ткани, если вдруг Мелани что-то не так просчитала или забыла принять во внимание, учитывая состояние ее матери.

Она посмотрела на Лейвуда, который сидел на своей кровати и читал. Затем на сундук.

Ей все-таки был нужен шприц.

Беспокойно двигая руками, она еще раз украдкой взглянула на Лейвуда, чувствуя, что никакие извинения никогда не смогут компенсировать то, что она сказала и сделала под влиянием маски. И, учитывая, как она оскорбляла его, она бы не обиделась, если бы он стал держаться на расстоянии от нее или бы относился к ней с легким презрением. Но, как ни странно, когда она кашлянула, чтобы привлечь его внимание, и он посмотрел в ее сторону, она не заметила, что он переменил свое отношение к ней.

Он закрыл книгу, которую читал. «О флоре» было написано на обложке.

– В чем дело?

– Готово.

– Сработает?

– Хотелось бы, чтобы сработало. Но если нет, начнем сначала, – попробовала она вяло пошутить. – Но я… Большую часть лекарства она будет принимать с едой в течение длительного времени. Но первую дозу нужно вводить шприцом. Глубоко. Точно. Через час после пребывания в магическом стекле.

– Поэтому ты и взяла шприц.

Она кивнула.

– Значит придется снова обратиться к этому, – кивнул он на контейнер, подразумевая все ужасы, которые в нем хранились. – Не могу дождаться.

Он встал с кровати. Вместе они осторожно подошли к контейнеру – будто у него имелись зубы. В каком-то смысле, они и имелись.

– А, может, мы можем… вернуть его назад? – спросила она. – Эхо, или как там оно называется? Просто ввести его обратно в маску?

– Мы можем попробовать, – сказал он, осторожно проводя ладонью по крышке, прежде чем откинуть ее.

Он медленно открыл сундучок, и петли жалобно заскрипели.

– Но я не знаю… Не понимаю, как я смог извлечь его. Я же не маг-чародей.

Мелани понимала еще меньше. Она ничего не знала о магии. И даже представить себе не могла, что ей вдруг придется столкнуться с нею, не говоря уже о том, чтобы манипулировать ею.

В мягком утреннем свете маска выглядела невинно. Уродливая царапина повредила краску лягушки, обнажив дерево, но в остальном она выглядела точно так же, как и когда висела в лавке масок. Тем не менее при одном только взгляде на нее, в животе прокатилась волна тошноты.

Рядом лежал блестящий шприц. Цилиндр казался пустым. Если бы она не пережила все это, она бы никогда не догадалась, что внутри содержится чудовищный вихрь из личности и памяти.

Мелани потянулась трясущимися руками к маске и остановилась в сантиметре от ее поверхности. Она поняла, что не может заставить себя прикоснуться к ней. Тревога захлестнула грудь, перехватила дыхание, перекрыла горло. Инстинктивно она сделала шаг назад.

– Не могу, – извиняющимся тоном выдохнула она.

– Все в порядке, – успокоил ее Лейвуд, взяв за руку.

Он ободряюще похлопал ее по спине.

– Я бы после такого и собственной тени боялся. Я сделаю это, все в порядке.

– После всего того, что… я тебе наговорила и сделала… я не могу больше ни о чем тебя просить, не должна…

– Ш-ш-ш. Я сам влез в твои дела. Поверь, я сам смогу решить, когда меня просят слишком о многом.

Он достал оба предмета.

Оба выглядели абсолютно невинно. Казались прекрасными предметами искусства.

Лейвуд бросил маску на кровать, затем поднес шприц ближе к окну, держа цилиндр так, чтобы на него падал солнечный свет, разбивавшийся о стекло радужными лучами.

– Я видел кое-что, когда у меня брали время, – сказал он. – Как будто есть мир, каким мы его видим… и есть мир, каким его видят боги. Это напомнило мне… – он замолчал.

– Напомнило о чем?

– О том, что такие вещи нужно уважать. Магия ведь на самом деле не наша. Мы не делаем ее и не контролируем ее. Мы собираем ее, как урожай, перерабатываем и делаем вид, что овладели ею. Но это дикая первобытная сила, мощь, которая может обернуться против нас.

– Это дар… – мягко сказала она.

Он взглянул на нее.

– Неужели ты веришь в это?

Она провела здоровой рукой по лбу.

– Не знаю.

Увидев или не увидев то, что он искал в цилиндре, он вернулся к маске, его движения стали резкими. Он провел большим пальцем по дереву, пытаясь найти то отверстие, которое проколол раньше, но бальса была мягкой, а краска разноцветной. И найти отверстие оказалось трудно.

– Я не знаю, что делаю, – напомнил он ей, прицеливаясь иглой. Она не успела сказать ему ничего умного в ответ. Он надавил на поршень и вдавил металлический наконечник в резьбу на маске.

Весь воздух внезапно и резко всосало в центр комнаты – к шприцу. Это было похоже на вдох какого-то крупного существа, который втягивал в себя и их одежду, и занавески. От него вспыхнули лампы и застонали стены.

В ушах Мелани зазвенела тишина.

Они оба в ужасе отшатнулись, схватившись за горло, за рот, за нос. Это всасывающее в себя давление грозило разрушить их легкие.