Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ездил с Белкой к нашей бывшей части: заградительный пункт захлопнули, упрятали под замок. Подергал, проверяя его на прочность. Открывать не стал: рыжеволосая воительница придержала за руку. Сказала, будто ей видится, что не ее прошлое здесь под замком, а сама война. И уж лучше никогда одному из последних ружемантов ее не открывать.
Спорить не стал.
Белка теперь смотрела на меня иначе. Как-то невзначай и краснея спросила, не возьму ли я, часом, ее замуж. Вот так просто и без лишних слов. Ответил ей отказом: она погрустнела вмиг и стухла. Ровно до того момента, как сказал, что замуж не возьму, лучше женюсь на ней. Не сейчас, потом, как все придет в норму.
Месяц, может быть, другой…
Дел было немало. Дипломатом стал буквально вчера, но лавина будущих проблем спешно выглядывала из-за горизонта.
Синьилай поднимал не голову, но руку — тревожные вести с азиатских земель заставляли задуматься. Правители бывшего Китая решили, что кризис двух титанов — подходящее время пошире распахнуть пасть и отхватить сколько получится.
Поговаривали о новой войне: Синьилай спешно наращивал боевой контингент на границе. Разведчики доносили: идущие с Американского грузовые корабли перетаскивают исключительно военную технику.
Выдохнул, коснулся висящего на стене «Ареса», огладил боевого товарища. Собирался ехать в Синьилай, показать азиатским друзьям, что худой мир лучше доброй ссоры.
Как бы не пришлось браться за него вновь…
Вербицкого хоронить не стали. Да и нечего было: самолично вез его тело в катафалке из морга до крематория.
Вчерашние его друзья клятвенно заверяли, что ни сном ни духом про его делишки. Вспомнил, как вновь нагрянул к Щебекину: тот, держась за сломанный нос, гундел, что я не имею права, он меня засудит! Пришлось двинуть старичку еще разок в самое брюхо: тот обмяк, свернулся калачиком и горько заплакал.
Он не знал, каких идей придерживается Вербицкий? Знал. Знал про двухсотый протокол? Журналистам удалось откопать, что знал и заведомо вывез семью в отдаленный особняк. И он продал ему для реализации этого гнусного плана моих же «Топтыгиных»…
— Легко отделался, — сказал ему на прощание, оправил рубаху и заспешил к выходу. Трезвонила сигнализация охраны, но ни один не осмелился преградить мне дорогу.
Были и другие дела. Оказалось, недостаточно обратить бунт, изничтожить главного мятежника: нужно было что-то делать с людьми.
С людьми почти по всей стране.
Испуганные случившимся, отходящие от предыдущего кошмара, они боялись и дрожали. Бывшие сподвижники Вербицкого как-то пытались выступать, но их уже мало кто слушал. Поговаривали о формировании новой оппозиции. На чьей стороне они будут в этот раз, придется еще только узнать.
Народ неохотно, словно вырванный из пелены сна ребенок, не хотел возвращаться к работе. Не знаю как, но временному правительству удалось вернуть экономику если не в прежнее русло, то в его сторону точно. Вновь зашумели станки, улицы разгребали от снега. Строительная техника и суровые мужики в спецовках собирали металлолом: Москва оказалась под завязку забита останками дронов.
Башня Вербицкого не пала, но Кэлисса с остальными агентами спецслужб осталась трясти ее внутренности. Чувствовал, найдут там немало интересного… Новых потрясений не ждал: готов был поверить, что Вербицкий создавал в застенках атомную бомбу, не то что беспилотники по царенатским лекалам…
Кьярра обещала совершить визит вежливости в знак заключения перемирия сразу же, как только Император встанет на ноги, а сама она наведет порядок в своей стране.
Девочке хватило мужества не только сесть на престол, но и не учинять кровавой расправы над мятежниками. Бунтующие роды лишились своих привилегий, их главы и все причастные к бунту отправились за решетку. До того момента как наказание им определит суд.
Выдохнул, поразмыслив над тем, сколько еще придется сделать. Перемирие — лишь первый шаг. Пока друг друга встречаем улыбками и радушными рукопожатиями, но знал: это ненадолго. В рабстве Царената остались наши люди: немало копий будет сломано за их освобождение и возвращение на родину. И что делать с рабами из небольших стран?
Эпоха жутких перемен пришла к закату, ее место стремилась занять эпоха великих свершений. Хотелось бы, чтобы она протекала мирно, но верилось с трудом.
По вечерам взял дурную привычку сбегать — вообще от всех. Одиночество претило — я же, наоборот, спешил в общество. В общество оружия.
Тихо, бездумно, временами глупо они говорили со мной все и скопом. Убегал на оружейные склады — как будто с проверкой. Сторожа и охрана хмурились — какого ляда дипломат вообще проверяет оружейные склады? Ответить им было нечего, да я и не собирался.
Ходил, пока пускали.
Пистолеты, пулеметы, тубусы гранатометов и красота уложенных рядами винтовок…
Хотел заглянуть к Макмамбетову: думал глянуть, что у него есть из легендарного и шедеврального оружия. Поработать с мутагеном — вдруг создам нечто невероятное?
Орку не повезло. То ли случайно, то ли не очень, но оказался расстрелян дронами вместе с своими охранницами. Оставшийся после него бизнес по кускам растащили бывшие партнеры. Как стервятники…
Сходил на кладбище, не нашел его могилы. Немало сделавший для меня зеленошкурый торгаш словно испарился в небытие.
А вот могила СанСаныча никуда не делась: стояла монолитом. Странно — теперь у меня хватит денег завалить здесь все венками, да только ему это не нужно. Прихватил ему бутылку хорошей водки, вылил на могильный камень — жаль, не довелось выпить с ним ни разу…
Вспомнил, как в детстве мечтал получить много денег — и вот тогда обязательно куплю себе счастье. Годы прошли, деньги жгут карман, разве что счастья никто не выложил на прилавок. Белка обещала подарить мне его задаром…
— Учиться, мяу! — выпалила Инна, когда спросил, что собирается делать дальше. Домашняя кошкодевочка выросла, стала совсем взрослой. Опустила ушки и спросила разрешения, а я сказал, что с сегодняшнего дня у нее больше нет господина. Только хороший друг. А еще она вольна жить так, как ей вздумается.
— Где хоть учиться-то будешь?
— Мяу, в Фаврониевском университете! — Я не знал, что это за учебное заведение, но, видя, как загорелись ее глаза, одобрил выбор.
Ждал, что с мгновения на мгновение появится Ириска, наставительно расскажет и покажет где этот университет спрятался. Нет, зараза, молчала. Молчала, когда запросил ее насильно: уже привычная голограмма не соизволила появиться. Неужели мой нейрочип повредился.
— Не отвечает? — переспросила Ната, оторвав взгляд от книги. Покачал головой, инфо-фея выдохнула: — Обиделась, наверное.
— Обиделась? Она ИИ-ассистент!
— Ты правда сумел уверовать в то, что оружие с танками может стать живым, но не в силах принять, что нечто подсоединенное к твоему мозгу может испытывать чувства?
— Честно говоря, никогда не рассматривал это в таком ключе, — потеребил затылок.
— Верно. Мало кто рассматривает. Эх, Макс, люди тоже своего рода программы. Просто вместо ноликов с единицами у них химия. Подумай над этим.
Никогда бы не подумал, что придется просить прощения у голографической девы. Да и за что? Она грубого слова от меня не слышала!
— Зачем я тебе? — спросила после многочисленных запросов. Даже не знал, что ей ответить… Она продолжила: — Война закончилась. Как часто ты будешь обращаться ко мне? Раз в месяц? Раз в год?
Я сглотнул — в ней в самом деле что-то изменилось.
— Значит, ты просто теперь исчезнешь? Затеряешься в недрах сознания?
Она не ответила, потупив взор. Потом подняла на меня глаза.
— Сделаешь, что попрошу?
Кивнул, а любопытство взыграло: чего может желать цифровая дева? Оказалось, что свободы.
— Отпусти.
— Как? Выдернуть чип из головы?
— Я могу помочь. — Ната чуть ли не призраком явилась из-за спины. Это был не вопрос, утверждение.
— И как же? — чувствовал себя ребенком, любимую кроватку которого собирались отдать другому оболтусу.
— Я же инфо-фея. Общаюсь с энергетическими потоками.
— И вот так с полпинка можешь увести чужого ИИ-ассистента? Всегда могла?
— Только при согласии человека. Иначе блокируется.
Хотел спросить, как оно работает, и не стал: затянется на полдня, если не дольше. Поверженно поднял руки.
— И куда она пойдет? И я… Мой нейрочип станет неактивным?
— Прежние функции сохранятся, разве что взывать будешь уже не к ассистенту, а к самому себе.