не от переживаний, а от голода, получая от своей новой госпожи сущие крохи. От этой жестокости к горлу Аттэ подкатывал тошнотворный ком.

Она вставала ни свет ни заря, а теперь ещё и ложилась позже. Темноликая пытала их, и однажды даже Аттэ, расслабившаяся, что у неё всё выходит, попала под действие этих чар. Эту боль она запомнит надолго. Остальные так же поздно возвращались по своим домам, а Буршадар, с гниющими ссадинами на лице, и вовсе, казалось, не спал.

Дни слились в один сплошной хоровод медитаций и раздробленного знания. Темноликая вручила каждому ещё одну часть, которую им нужно было понять и уметь воспроизводить, в дополнение ко всему тому, что и без этого было необходимо уметь. Аттэ штудировала формулы, воспроизводила их в неимоверной точности. А затем, когда у неё только началось получаться, подключились последовательности. Вначале Арр, затем она свою часть, после Буршадар, за ним Эштихаль, вновь она. Пока она с Арром и Буршадаром трудятся, отдельно Диэ с Иштадой по очереди плетут свою часть.

Аттэ ещё никогда не видела столь сложных чар.

В какой-то момент Аттэ потерялась.

Она забыла сколько она уже так занимается. Она привыкла днями не есть, хотя к вечеру у неё руки колотились. Она привыкла зашнуровывать ботинки с первого раза и злиться, кричать на своих Гара и Даха. К слову сказано они лишились ещё по одному пальцу за нерасторопность. Гар и Дах так же страдали, как сейчас Эштихаль, и вскоре, вероятно, нужно будет вырастить себе новых помощников.

А потом враз всё закончилось.

Они стояли на той же поляне, но та изменилась до неузнаваемости: трава почернела, в ясный солнечный день висел едва проглядный туман, рядом с её ногами ползали какие-то многоножки, деревья в округе хищно шевелили ветвями. Жуткая магия, которую они практиковали, развратила это место хуже, чем убивает всё живое демоническое присутствие.

Темноликая стояла напротив них. В тумане, высвечиваемым ярким солнцем, её уставшее и осунувшееся лицо казалось невообразимо зловещим. Она кричала на них весь вчерашний день, а сейчас молча смотрела. Аттэ мялась на месте, опасаясь новых пыточных чар.

— Магия разрушения, — Темноликая окинула пространство взглядом, — опасна, несёт с собой самые зловещие последствия. Если ваше заклинание сорвётся, то вы все превратитесь в груды мяса. Но, — она хищно улыбнулась, — репетиции чар не будет.

За её спиной зашушукались.

Аттэ испытала приступ ужаса, её желудок свернулся, готовый выплюнуть из себя содержимое.

— Страшно стало, дварадор-дварадрэ? — прикрикнула она на них, а после тише и рассерженно добавила: — Сами виноваты. Каждый должен знать свою часть, у вас ещё есть шанс не умереть, но он во-от такой крохотный, — она показала на свой неаккуратно подстриженный грязный ноготь и сплюнула на землю. — За мной!

Энейя

12-ый день Ветчины

Времени не осталось

Энейя была раздосадована. Нет, всё не было ужасно. Было просто плохо. Буршадар не смог запомнить часть Альфухта, и пришлось её раскидать по остальным. Кроме Диэ, конечно, ибо она даже в своей части заклинания путалась. Арр охотно принял на себя двойную нагрузку и, наверное, мелкий бесёныш был единственным, кто ни разу не попал под её пыточные чары. Шансы были даже больше, нежели она показала перед всеми, но её это не радовало.

Они никогда с её бывшей наставницей не ходили в рейд вслепую. Всегда был строгий план А, который вёл исключительно и полностью к победе. В случае же, когда видно было, что есть хоть малейшая вероятность провала, разрабатывался план Б. Если и он давал слабину, его затыкали остальные буквы алфавита. Была схема, по которой они атаковали форт с ветвистым, в двадцать пять ветвей, планом, и пришлось менять стратегию четырежды за бой. Но она всегда понимала, что и как будет. Это всегда был гарантированный результат.

А сейчас что?

Об этом даже думать было больно.

Аш с их последней ругни решил насладиться Энейей по полной и теперь требовал внимания и утром, и вечером. Внимание его не проходило бесследно: синяки на шее и плечах, подвывихи в её гибком теле и ссадины давали о себе знать. Однако стоит отдать должное — сон был замечателен. Вернее его вообще не было. Будто Варда сказала: увидимся тогда, когда увидимся. Было в том, чтобы полноценно высыпаться, что-то волшебное.

Заклинание своё она так же закончила и, соблюдая все меры предосторожности, развернула. Ей недоставало кристалла, к которому она бы привязала заклинание, и приходилось его постоянно поддерживать, привязав прямо к себе. Заклинание, что должно было бы рассказать о творящейся магии порталов, да не просто порталов, а перемещения между мирами, в первую же ночь принесло ей много новостей. Энейя вначале обрадовалась, а после поняла, что заклинание фиксирует появление новых аэльев в Безымянном. Перестроить чары ей не удалось, поэтому она лишь морщилась, когда её касался жгутик чар, сообщая, что в Безымянном кто-то появился. Каждый раз сердце замирало в надежде, что жгутик сообщит, что из Безымянного кто-то исчез.

Обойдя Бруму по периметру, их взору открылось поле, усеянное демонами и бесами. Где-то у леса сидел одинокий чёрт, закованный в тяжеленный доспех. Рядом с ним лежал внушительного вида молот. Должно было быть ещё пятеро, но их Энейя не видела.

Войдя в лагерь войска Аазидара, она тут же увидела самого командира. Тот стоял и покрикивал на кого-то из своих. Закованный в тяжёлые латы демон с глухим шлемом и здоровенным двуручным молотом, который он держал в одной руке, глухо рычал через забрало, отзываясь на команды Аазидара. Аазидар стукнул его кулаком в грудь и указал куда-то в сторону леса.

Бесы сновали туда-сюда прямо под ногами. Арр фыркал и закатывал глаза, глядя на их снования.

— Почему не выдвигаемся, генерал? — вопросила с порога Энейя, не заботясь о приветствиях или нормах приличия.

Аазидар нахмурился.

— Не твоё эльфячье дело, Темноликая, — потом посмотрел на неё и понял, что эльфийка не отстанет. — Шатурнэ задерживается и Дудд потерялся в лесу, но часть войск уже вышла в марш. Вторая часть выходит прямо сейчас.

Он оглянулся, увидел ещё одного из стоящих командиров — рослого демонюку в кожаных доспехах с арбалетом за плечами.

— Я сказал прямо сейчас! — взревел Аазидар и Энейя увидела, как дёрнулась Аттэ, а Диэ закрыла уши руками.

Эштихаль лишь пошатнулась, подходя ближе к Темноликой. Лицо исхудало, её меха тряпьём висели на тонких плечах, левая рука не отпускала череп. Она не отходила от Темноликой ни на шаг, даже спала под дверью. Энейя скрипнула зубами, но всё так же напомнила, что