— Ква-а-а-а, — передразнила лягушка и обмякла у матери в руках.

Ядвига улыбнулась Дереку.

— Смотри, парниша, я за тобой слежу. Если Васю мою плохому учить будешь…

— Ква…

— Не перебивай, Вася. Так вот, я тебя быстро отправлю туда, откуда ты, такой красивый, явился. — И с этими словами она вышла из комнаты.

Дерек выдохнул. Плотно закрыл дверь. И наконец-то почесался.

Мелькнула мысль, а не сходить ли на свадьбу — они, поди, так скоро нормального менестреля нанять и не успели. Но…

— А! Черт с ними, — Дерек махнул рукой и повалился на кровать.

Выходной для того и создан, чтобы его проспать, не так ли?

* * *

К церкви Святого Варфоломея вот уже часа два стекался народ. Сначала приехали аристократы, в шикарных каретах, одна другой богаче. Очень удивили единственного в церкви священника: не то чтобы аристократы не были здесь частыми гостями, просто раньше они прибегали вдвоем, жених и невеста, платили много и требовали одного: «Поскорее, святой отец, поскорее же!» Сейчас они вообще не платили и чего-то ждали.

Потом нагрянули репортеры. «А вы знали, что собираетесь венчать княжну фон Бессмертнофф?» — спросили они у священника. Тот опешил, порылся в записях, нашел, что на сегодня заплачено только за одну церемонию: фон Цветкофф и «X». «X» был выведен жирно и подчеркнут два раза: так святой отец делал, если плативший жених (а иногда и невеста) не могли определиться со второй половиной, но жениться очень хотели. Святой отец деньги брал — а на что ему у церкви, спрашивается, крышу чинить? Не на пожертвования ведь, их разве что на полтрубы хватит. Приходится выкручиваться.

«Фон Цветкофф? — оживились журналисты. — А не сын ли это графа, виконт фон Цветкофф, который…» У виконта фон Цветкофф оказался длинный послужной список. На виконта жаловались… Ох, кто только на него не жаловался! Журналисты смаковали подробности с небывалым единодушием: очевидно, виконт не раз и не два становился жертвой их перьев и гвоздем новостей. Выходило, что чуть ли не все благородные леди старше двадцати уже познакомились с этим самым виконтом и ушли от него ух какие недовольные. «Хам, развратник, мерзавец! — рассказывали они потом журналистам. — Негодник!» И этот фон Цветкофф теперь женится на какой-то «X». «Ясно, все теперь ясно», — тянули журналисты и что-то строчили на коленке. Одному святому отцу было ничего не ясно. «Так мне что, эту самую фон Бессмертнофф записывать?» — спрашивал он.

После полудня в церковь явился сам князь.

— Записывайте! — широко улыбаясь, объявил он.

Святой отец посмотрел на него, перекрестился. Лик Божий за его спиной плакал алыми слезами.

— Хм, — протянул Кощеев, глянув на лик. — Моя вина, амулеты не снял. Я сейчас все вытру.

Святой отец попытался его выгнать. Голос у него был поставленный, и на церковном языке красиво звучал, звонко. Князь послушал, мысленно перевел, усмехнулся и сказал только:

— Погоди, любезный, вот сейчас сюда жена моя явится — у тебя еще распятие вспыхнет.

— Я не буду венчать вашу дочь! — взъярился священник. Нечестивец! На святое посягает! — Не стану!

Кощеев расхохотался. Звучало это, как если бы дьявол заявился к несчастному святому отцу и надумал над ним потешаться.

Святой отец совсем распалился.

— Во-о-он! — закричал он, потрясая распятием. — Во-о-он, бракосочетания не будет!

— Это как это не будет? Я уже погреб открыл, — не менее громко ответили ему от дверей. — А ну как лицензии лишу?

Святой отец замер, а зрители-аристократы поклонились. Даже Кощеев склонил голову, при этом мерзко так улыбаясь.

— Ваше величество, — пробормотал побледневший священник. — Такая честь…

— Смотри у меня, — погрозил ему император, проходя к первому ряду скамей и кивая страже. Те дружно взялись за первую же скамью и поставили ее поперек — как должно сидеть венценосной особе в доме Господа. Император кивнул и склонился к уху священника: — Смотри у меня. Вот этот вот нечестивец мне госзаказы для армии делает. Жени его дочь, а то миссионером к Южным берегам отправлю. Там такие энтузиасты как раз нужны.

К Южным берегам святой отец не хотел, но про крышу церкви под шумок напомнил. Ну а что, не из пожертвований же… и так далее.

Император посмотрел на дырявую крышу, пожал плечами.

— Сделаем. И скамьи, — он как раз сел и то и дело теперь ерзал, — тоже… Пожертвую.

Ради такого святой отец согласился не замечать мерзкую улыбку еретика и некроманта Кощеева. Что ж, все равны пред Господом. И все ради удобства паствы. А куда деваться?

В полвторого явились зеваки — церковь буквально оккупировали: лезли в дверь, окна, окончательно доломали крышу, чьи-то физиономии торчали в дырах потолка и даже из трубы за алтарем кто-то выпал. Примерно в это же время прибыла графиня фон Цветкофф, нарядная и довольная, словно это она была невестой. Вот кто с радостью принимал поздравления от самого императора, вот кто лично поздоровался со всеми аристократами и улыбался скромно: «Да, мой мальчик, он такой… Ах, его величество только что обмолвился, что, быть может, повысит наш род до княжества. Не наследного, но это пока, конечно, пока…» Император, на которого при этом косились удивленные слушатели, улыбался и тоже выглядел довольным. Ну еще бы, наконец-то Кощеев от него отстанет. Одному Богу известно, сколько его величество за это время вытерпел! А уж как производство вечной армии упырей встало — так это же вообще караул! К черту, к черту — если для того, чтобы все это закончилось, нужно повысить на бумаге одного графа — да ради бога! Лишь бы фон Бессмертнофф успокоился и вернулся к работе.

А Кощеев, которого все здесь не любили, но боялись, ходил хвостиком за графиней и рассказывал, какой у него будет самый-самый зять и какие у них с Василисушкой родятся прекрасные дети. Штук семь. Кощеева поздравляли, и он шел к следующим слушателям — делиться радостью.

Так длилось до без десяти двух, когда все уже было готово: кое-как уместились на скамьях все гости, церковь украсили, из соседнего храма привели хор мальчиков, святой отец надел парадное облачение, поставил на постамент Книгу, торжественно открыл ее и…

В двери втолкнули жениха. Был он бледен, нервно подергивал глазом, но одет в дорогой костюм-футляр, и с его волосами явно поработал хороший парикмахер.

Волосы жених как раз то и дело пытался взлохматить, но графиня-мать была тут как тут.

— Куда руками лезешь? — зашипела она на всю церковь.

Жених руку опустил и безумно огляделся. Особого внимания удостоились окна и даже дыры в потолке. Увы, они уже были заняты.

Следом за женихом в двери вползла нагина — в роскошном корсете и кокетливой шляпке с вуалью. Сидевшие у прохода гости тут же отшатнулись, и вся церковь замолчала, пока нагина, шелестя хвостом по ковру, ползла за женихом. Тот что-то сказал, тихое. И, наверное, веселое, потому что нагина улыбнулась, показав все свои зубы. Загнутые начищенные клыки красиво сверкнули — жених отпрянул. И побрел к алтарю, как на каторгу.