Элементарно, придурок.

– Моя свобода, – сказал он. Как просто и скромно.

– Разве я могу что-то с ней сделать? – я наконец обернулся, нацепив дерзкую ухмылку, которую позаимствовал у своего отца – такую, какую он использовал, прежде чем сокрушить своих противников. – Я всего лишь обычный ребенок. Не позволяй подростку стеснять свою жизнь.

– Ты кажешься спокойным, – он подозрительно прищурил глаза.

– Так и сеть.

Я был таким пять минут назад. До того, как стало очевидно, что Поупу наплевать на мое предупреждение, и Лен, возможно, целуется с ним.

Не то чтобы меня так уж волновало, что Ленора Асталис делала со своими губами – обеими парами. У меня не было к ней никаких чувств. Но мы заключили сделку, и я сдержал свою часть – не прикасаться ни к кому другому.

– Факты, какими бы они ни были, тебя считают опасным и способным, Вон, и я был бы глупцом, если бы притворялся, что это не так. Я думаю, что, возможно, я был немного резок, когда мы встретились здесь в первый раз. Я хотел, чтобы ты увидел полную картину. Теперь, когда у нас обоих есть рычаги влияния, я чувствую, что мы могли бы договориться и счастливо разойтись.

– Никто не покидает стол переговоров счастливым, – сказал я.

Конечная цель игры состояла не в том, чтобы быть счастливым, а в том, чтобы быть умным. Планируй заранее.

Я хмыкнул, качая головой, как будто он был новичком. Гарри сделал шаг ближе, пожалуйста, взгляни на меня. От него пахло отчаянием. Мой рот наполнился слюной, в предвкушении от его крови. Я практически мог, черт, попробовать ее на вкус.

– Все может пойти очень правильно или очень неправильно. Время раскрыть наши карты, Спенсер.

Я открыл рот как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и вошел Поуп, Рука Лен закинута ему на плечо. Ее ноги шаркали по полу, и она волочилась, как тряпичная кукла. Ее глаза были полузакрыты, совсем не в фокусе. Я чувствовал запах алкоголя от ее дыхания с другого конца комнаты.

Я бы назвал ее цыпочкой с водкой.

– Ой, кажется, у нас тут небольшая проблема. – Поуп остановился у стола, пытаясь удержать Хорошую Девочку на ногах. Она рухнула в его объятия, скользя по его телу, как размазанное желе. Он держал ее прямо, нервно хихикая и глядя в сторону.

Она не была милой пьяницей.

Она даже не была грустной пьяницей.

Она была прямо-таки пьяна в стельку, и мое настроение мгновенно превратилось из кислого в убийственное.

Я шагнул вперед, оставив Гарри в подвешенном состоянии и протискиваясь мимо Арабеллы, скалившейся в злобной ухмылке, и Поппи, прижавшей руку ко рту, давая леди Макбет возможность исполнить свою роль в разыгрывающейся мелодраме.

Эдгар опередил меня и подошел к дочери, держа ее за руки, чтобы она не упала.

Потрясение заполнило каждую морщинку его лица. Наверное, он не привык, чтобы его младшая дочь так себя вела. Несмотря на всю черную чушь, которую она размазывала по лицу или носила, Ленора была неплохим ребенком. Отличница, которая ни разу не возразила, когда проходила через ад весь свой выпускной год. Никаких проблем с парнями. Никаких наркотиков или алкоголя.

Идеально, но не так скучно, как у ее сестры.

Ленора отшатнулась назад, прищурившись, чтобы попытаться сфокусировать взгляд на отце. Она ударилась спиной о стену, и Рафферти с ее отцом потянулись, чтобы помочь ей. Она отмахнулась от их рук.

– Ленни, ты что, пила? – спросил Эдгар.

– Не так много, как следовало бы, Шерлок.

Эдгар нахмурился. Арабелла хихикнула в углу, прикрывая веселье своими наманикюренными ногтями, которые не видели ни одного рабочего дня. Мои глаза оторвались от Лен и переместились к Арабелле, от Арабеллы к Эдгару, потом снова к Лен.

Вот же черт.

– Она опрокидывала шоты, пока я не видел, сэр, – сказал Поуп, освобождая себя от какой-либо ответственности.

Сломать ему нос должно было стать пиком моего года. Может быть, даже десятилетия.

– Ты совершенно не в себе. – Эдгар проигнорировал Рафферти, едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть Ленору.

Все отошли в сторону. Даже Поуп сделал шаг в сторону от дерьмового шоу, разворачивающегося перед нами. Я держался рядом, потому что был не в настроении доверять, особенно когда дело касалось ее отца.

– Ты весьма наблюдателен. – Хорошая Девочка зигзагом пробралась к главе стола и со вздохом опустилась в кресло.

Она потянулась за башней из треугольных блинов, сунула один в рот, не разжевывая. При этом она опрокинула три пластиковых стаканчика и горящую свечу. Поппи быстро подняла свечу, прежде чем она прожгла дыру в скатерти.

– Весьма, весьма наблюдателен. Думаю, это единственное, что я не унаследовала от тебя. – Она откинула голову назад и уставилась в потолок, ее любимое занятие.

Я сделал мысленную пометку спросить ее, почему она все время смотрит на потолки, черт возьми.

– О чем ты говоришь? – Эдгар моргнул, его поза все еще оставалась напряженной. Он уставился на свою дочь, как на сумасшедшую.

И она была такой, как я понял.

Из-за него.

Я взглянул на Арабеллу: лицо побледнело даже под тремя фунтами тонального крема, румянами и дурацкой фальшивой улыбкой.

– Я говорю о том факте, что ты свинья. – Лен подняла глаза и ей каким-то образом удалось выдержать взгляд отца, прежде чем ее глаза непроизвольно закатились, а затем и вовсе закрылись.

В комнате все дружно вздохнули. Я подошел к ней, схватил ее за руку и потащил к двери.

– Шоу окончено. Пойдем.

Она оттолкнула меня, сильно шлепнув по руке.

– Не смей прикасаться ко мне! – закричала она.

Я обернулся и уставился на нее. Мои зубы сжались от гнева, и я сделал глубокий вдох, прежде чем прошипеть:

– Сейчас тебе нужен душ, вода и булка хлеба. Ты несешь чушь, о которой завтра пожалеешь. Если только у тебя нет под рукой машины времени, я бы настоятельно посоветовал тебе позволить мне разобраться с этим.

Она бросилась на меня, и, вероятно, если бы не была пьяна, как моряк XVIII века, все бы заподозрили, что мы занимаемся сексом, но она так накачалась, что они наверняка списали нашу близость на опьянение.

Она прошептала мне на ухо:

– Ты знал и не сказал мне. Между нами все кончено, Спенсер. Иди и найди другую невзрачную девушку, которая высосет твою кровь и лишит тебя девственности. Я ни за что не прикоснусь к тебе.

Мои глаза вспыхнули от ярости при ее словах. На себя самого, за свою собственную глупость.

Сосчитай до десяти, услышал я в голове умоляющий мамин голос.