Потом до ста. Потом до тысячи. Не реагируй.

Хорошая Девочка развернулась и, спотыкаясь, вышла из комнаты, но в ту минуту, когда она обогнула коридор, я схватил ее за руку и втолкнул в боковую дверь.

Я захлопнул дверь, услышав, как люди снаружи ищут нас. Гарри устраивал мне длительные экскурсии по этому месту, когда мне было тринадцать, я знал его наизусть. Эта дверь была спрятана под нишей и выглядела как часть деревянной стены. Они никогда не найдут нас.

Я зажал ей рот ладонью, чтобы она не могла позвать на помощь, и потащил ее вниз по лестнице в кладовку, пока она сопротивлялась, брыкаясь ногами и пытаясь укусить меня за ладонь. В воздухе витал запах старой еды, которую они обычно держали здесь – мешков с картофелем, приправ и консервов, хотя место было совершенно пустым. Плесень также была крупным игроком в аромате, от которого тошнило. Под лестницей была еще одна потайная дверь. Я достал швейцарский нож из ботинка и воткнул его острие в замок, со знанием дела открыв дверь локтем. Я впихнул все еще брыкающуюся Лен внутрь и закрыл за нами дверь. Это был самый глубокий оттенок темноты, какой только существовал: кромешная тьма. Она ничего не видела.

Я тоже не мог ничего рассмотреть, но я знал, где мы находимся. Что там было.

– Где мы находимся?

Она икнула, но ее голос звучал значительно более трезво и менее обозленно. Ощущение опасности обострило ее чувства, может быть, потому, что мы официально находились под землей, ее семья и друзья были наверху, и никто не мог ее услышать.

Может быть, потому, что они говорили, что в этом месте водятся привидения, и они не ошибались.

Так и было.

Мои собственные призраки, например.

Это было как-то странно – знать, что она лежит на холодной, влажной каменной скамье, а я стою, нависая над ней. Это была моя любимая поза в любой встрече, независимо от того, с кем.

Но мне было особенно хорошо, когда это была Лен, потому что она была единственным человеком, который не съеживался от страха, даже когда об этом говорил язык ее тела. Мне никогда не удавалось поставить ее передо мной на колени, и черт знает, как сильно я пытался.

– Что все это значит? – Я проигнорировал ее вопрос.

– О, давай посмотрим. Мой отец спит с моим заклятым врагом – с подростком – и она сказала мне это в лицо сегодня утром. С днем рождения меня! И она добавила, что ты знал о них и не сказал мне. Почему?

Потому что это было не мое дело.

Потому что причинение ей ненужной боли не стояло на первом месте в моем списке дел.

Потому что у меня не было ни одного долбаного шанса это сделать.

Это было самое худшее. Она чертовски злилась на меня за то, чего я не сделал, прежде чем у меня появился шанс решить, собираюсь я это сделать или нет.

– У меня нет преданности тебе, – холодно сказал я, следуя своему инстинкту ни перед кем не отчитываться. Я был не из тех, на кого можно давить.

– Ты тоже ничего не имеешь против Арабеллы. И это она виновата.

Верно, но зачем мне портить тебе день, потому что твой папа – рогатый пес, а Арабелла постоянно бьет рекорды Гиннесса, как самый дрянной человек на свете?

– Я не обязан тебе ничего объяснять.

– Она тебе нравится? В этом причина? – спросила она.

Трезвая Ленора никогда бы не спросила об этом.

– Чертовски влюблен в нее, – огрызнулся я.

Я не контролировал свои чувства, и это раздражало меня до чертиков. Часть меня хотела закричать, что она одновременно самое глупое и умное существо, которое я когда-либо встречал, а другая хотела извиниться за… за… Господи, черт возьми, почему меня выворачивает наизнанку из-за этого?

Вина. Я чувствовал себя виноватым. Что за фигня.

– Меня бы это не удивило, – усмехнулась Лен. – Вы сделаны из одного теста.

– Не буди зверя, – предупредил я.

– Этот зверь начал первым! Он разорвал меня в клочья. Арабелла жаждет моей крови.

Мы говорили не об одном и том же звере, это точно.

– Да, но, по крайней мере, она сосет член, – невозмутимо ответил я.

Лен захлопнула рот. Я услышал, как ее тело пошевелилось, вставая в темноте. Она пошатывалась, но гудела от горячей энергии, от которой мне захотелось сорвать с нее одежду. Я услышал, как она ударилась о стену, и через несколько секунд, извиваясь, ей удалось вытащить телефон из кармана и включить фонарик. Ее светлые волосы сияли, как обугленное золото, а лицо в белом свете казалось еще моложе. Она передвинула телефон, изучая, где мы находимся.

– Господи, – выдохнула она, круговыми движениями направляя телефон к потолку, ее глаза расширились.

– Хороший выбор слов. – Я скользнул ей за спину, одной рукой обхватив ее за живот, а другой взяв ее телефон. Я направил свет в угол потолка, где виднелся ряд ржавых кривых крючков. По всей дубовой балке виднелись следы веревки, которая в некоторых местах была полусгнившей, сырой и влажной.

– Это замок девятисотлетней давности. Ты, наверное, знаешь, что за этим стоит история. Секреты.

Слово «секреты» тяжело давило на мой язык, и мы оба знали почему.

Она ничего не сказала. Мой набухший член болезненно пульсировал, умоляя наказать ее за симпатию к Поупу, и я прижался к ней сзади. Я даже не думал, что она заметит. Она была слишком очарована местом, в котором мы находились.

– Что здесь произошло? – прошептала она, ее сердце бешено и дико билось у моей руки.

– Легенда гласит, что замок стоял на тропе паломников, ведущей к Лондону. Супругам Тиндалл, у которых не было детей и которые до смерти ненавидели друг друга, приходилось искать способы скоротать время. Не помогло и то, что Тиндалл промотал все наследство мадам на азартные игры и выпивку. Они отчаянно нуждались в наличных, и как можно скорее. Они зарабатывали деньги, сдавая первый этаж в аренду паломникам, которые использовали его для судебных разбирательств. Сюда доставляли преступников, признанных виновными в тяжких преступлениях. Есть идеи почему?

Мои губы затрепетали над ее ключицей. Воздух был прохладным и влажным – не таким, как в подвале, в котором я работал, отремонтированном и оснащенным кондиционером, чтобы поддерживать в хорошем состоянии статуи мамонтов, хранящиеся там Эдгаром Асталисом. Это помещение казалось настоящим и старым. Жутким и средневековым.

Ее горло дернулось под моими губами. Ее дыхание все еще пахло жидкостью для снятия лака (чертова водка), и я все еще хотел убить Поупа, но теперь она была моей, а это означало, что я больше не был так сильно раздражен.

– Они казнили их здесь? – прохрипела она.

Я кивнул в ее кожу.

– Здесь погибло четыреста человек. По общему мнению.