Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы вошли во двор через такую арку. Между прочим, по углам каждого квадрата домов возведены здания уже на пять этажей, на крыше которых высились небольшие симпатичные башенки.
Честно говоря, когда я попал сюда в первый раз, даже не ожидал увидеть такой изысканный архитектурный ансамбль.
— Ты куда сейчас, домой? — спросила Оля, когда мы остановились возле ее подъезда. — Осторожнее, уже стемнело.
Я поцеловал девушку.
— Нет, я на склад. Сегодня моя смена. Буду отдыхать после турнира и отсыпаться. Я тебе завтра позвоню, когда с института приеду. Хотя, может быть, и на стадион загляну, а потом к тебе.
Оля огляделась и поцеловала меня. Во дворе как раз полно народу, на детской площадке играли дети, на скамейках сидели старушки и мамочки, болтали между собой и грызли семечки.
На нас как будто никто не обращал внимания, но я знал, что не так. Меня уже тут видели несколько раз, успели оценить и перемыть все косточки.
— Ну все, иди, — Оля слегка подтолкнула меня в грудь. — Потом созвонимся.
Она побежала к подъезду, а я отправился обратно к арке. Тогда я еще не знал, что сегодняшняя смена на складе будет самой жаркой за все лето.
Глава 21
Дела на складе
Склад лома находился в нашем же районе, только в другой его части, там, где находились другие хранилища АЗЛК.
Огромные складские помещения, сложенные из кирпича, размещались в строгом порядке на улице Артюхина, огороженные трехметровым забором и колючей проволокой по периметру. Отец устроил меня к знакомому, заведующему хозотдела, в ведении которого находились водители грузовиков и сторожа, охраняющие завод и склады.
Я отвечал за территорию в три квадратных километра, на которой были разбросаны квадратики складов. Сторожка располагалась в небольшом одноэтажном здании, больше похожем на собачью будку.
Квадратура около восьми метров. Впрочем, это тесное помещение чертовски уютное, хоть и предназначено только для мужского проживания.
Любая женщина пришла бы в ужас, если бы увидела продавленный пол из старых скрипучих досок, старинный дубовый стол в углу с полками по обеим сторонам до самого низа и заваленный всякой ерундой вроде газет, журналов, книг, шахмат, а еще древний кожаный диванчик у стены с потрескавшейся коричневой обшивкой.
На стенах обрывки обоев, плакаты машин и девушек в откровенных нарядах из западных журналов и календари еще с пятидесятых годов. А в дальнем углу тоже старомодный шкаф для бумаг из резного дерева, своего рода произведение искусства.
Раньше такой шкаф наверняка стоял в кабинете какого-то высокопоставленного партийного деятеля и мог рассказать немало тайн и секретов из его биографии. Сейчас этот изысканный кусок дерева неведомыми путями попал сюда, а в будущем после реставрации стоил бы бешеных денег.
Рядом со шкафом старенький холодильник «ЗИЛ-Москва», тоже пятидесятых годов выпуска, на двести сорок литров объема, белый и с горизонтальной металлической ручкой. Открывался с легким щелчком.
Я такие видел даже в двадцать первом столетии. Работали безупречно, могли дать фору даже тогдашним новейшим морозильникам с сенсорной панелью и удаленной регулировкой. Надо только чистить регулярно морозильную камеру от льда. Вот что значит советское качество.
Еще на стене тихонько тикали часы, а в углу стояла печка «буржуйка», хотя в домике имелось отопление. Возле печки электрическая плитка, чтобы разогреть ужин, а еще кипятильник. Весь этот хаос вместе создавал необъяснимый уют.
Я отдыхал тут душой и телом в ночные часы. Тут всегда невероятно тихо, как в лесу, только иногда собаки лают. Когда я ложился на диванчик после обхода, то засыпал мгновенно, едва только голова касалась подушки.
Сейчас я остался один после ухода дяди Жоры, ворчливого старика, когда-то высокого и стройного, а сейчас согнутого, вечно смолящего папиросы и сердито шевелящего кустистыми седыми бровями. Он сказал, что не выспался.
— Всю ночь эти окаянные лаяли, — бурчал он. — Пристрелить уже хотел под утро, но у нас патроны холостые. Пальнул пару раз для острастки, они убежали.
Это он про охотничье одноствольное ружье ИЖ-К 16 калибра с прикладом и ложей из полированной березы. Я уже наигрался с этой древней игрушкой.
Состояние ствола там далеко не идеальное. Видно, что давно уже в эксплуатации. На внешней стороне ствола много царапин. Внутри есть сыпь от усталости металла.
— Что-то сердце у меня того, дергается, — сказал он, уходя. — Ты это, как обычно там, присматривай, понял?
Я кивнул. Лет дяде Жоре уже за шестьдесят, старик на пенсии, но еще хорошо держится, крепкий, как столетний дуб.
В любую погоду носит черный военный бушлат, двубортное полупальто на теплой подкладке с двумя рядами пуговиц из сукна, тельняшку и кирзовые сапоги. Когда-то служил на Дальнем Востоке, в составе пятого Тихоокеанского ВМФ, с базированием во Владивостоке.
Сейчас он наклонился и быстро напялил на себя сапоги. Ноги по старой привычке обмотаны портянками, носки дядя Жора не признавал.
— Вы там капли какие примите, — посоветовал я, держа бушлат наготове. — К врачу бы сходили. Проверились.
Старик махнул рукой.
— Да чего они могут, эскулапы эти. Только еще больше застращают. Обследования всякие, трубки глотать! На черта оно мне вообще? Ты это, кстати, чего опоздал? За бабами бегал?
В домике два окошка, закрытых плотными тюлевыми занавесками. Вместо карниза изогнутые тонкие палки.
На подоконнике горшки с геранью и портативный транзистор «Спидола» шестидесятого года выпуска, тоже уже довольно устаревший, но исправно передающий передачи радиостанции «Маяк». Сейчас радиоприемник молчал.
За окнами уже темнота, время позднее. Я звонил, предупреждал, что опоздаю, не успел после Оли.
Сейчас покачал головой. Не буду же я признаваться, что и вправду задержался из-за бабы. Дядя Жора тогда презрительно усмехнется в густые усы. Ничего не скажет, но моя репутация у него упадет ниже пола, до уровня земной мантии.
— Нет, у нас товарищеская встреча прошла, закончилась позднее.
Дядя Жора улыбнулся, пристально разглядывая