Слышишь?

— Что именно? — спрашивает Марианна.

— Сирены.

ГЛАВА 29

Беата

Беата облегченно вздыхает, увидев Оскара именно там, где обещал быть: он вливается в их группу, будто находился там с самого начала. Она обнимает его крепче, чем он обычно ей позволяет, он нарочито фыркает, но при этом улыбается.

— Слышал, как бабушка выступала? — спрашивает Беата.

— Чего? — орет Оскар.

— Выступление! Слышал?

— Отпад! — орет Оскар. — Бабушка жжет!

— Спасибо, лапушка! — выкрикивает Лидия и хватает Оскара за руку. — Первая твоя политическая демонстрация! Ты — моя гордость!

Беата притягивает Оскара к себе.

— Давай решим, как поступим, если вдруг потеряемся. Народу очень много, нас может унести в разные стороны. Если останешься один, прыгай в метро на ближайшей станции и поезжай домой, ясно? Как выберешься из толпы, пошли мне эсэм-эску, что все с тобой хорошо.

— Дамы, освободите возле меня место, — просит Лидия женщин-полицейских, которые держат ее в кольце. — Хочу, чтобы рядом шел мой внук.

Все четверо — Лидия, Беата, Марвин и Оскар — идут, держась под руки, в ногу — и это замечательно. Женщины вокруг них поют, скандируют, несут плакаты. Требования четкие и насущные: защита права на аборт, увеличение финансирования женских приютов, равенство в оплате труда, «нет» гендерному насилию, повышение качества сексуального образования. Голоса сливаются воедино, призывают к действиям. Зрелище восхитительное, и Беата страшно гордится тем, что ее сын с ней рядом.

— Как тебе все это? — спрашивает она.

Оскар мотает головой. Он ее не слышит. Однако на лице его улыбка. А по другую руку шагает сияющая Лидия.

После первого поворота ситуация на маршруте обостряется. Их дожидаются протестующие — в основном мужчины, ряды злобных лиц. Они скандируют и размахивают плакатами: «ФЕМИНИЗМ = ФАШИЗМ» и «НЕТ ВОЙНЕ С МУЖЧИНАМИ».

— Во козлы-то, — высказывается Оскар.

— Имеют право, — отвечает Беата, которую захлестывает ярость при виде этих тупых перекошенных морд. — Тем не менее я с тобой согласна.

— А что значит «война с мужчинами»? — спрашивает Оскар.

— Да нет никакой войны, — отмахивается Марвин.

— Как они смеют портить нам настроение? — возмущается Лидия. — Уж я им сейчас выскажу все, что я про них думаю.

Она выходит из рядов и направляется к протестующим, следом поспешают Марвин и приставленные к ней охранницы.

— Нечего вам тут делать! — выкрикивает она. — Прочь отсюда!

Другие женщины встают с ней рядом, хором выкрикивают оскорбления, мужчины отвечают тем же.

— Мам!

Беата пытается ухватить Лидию за рукав, толпа вокруг делается все гуще. Не успевает, Лидию выталкивают вперед, прямо на линию противостояния. Шум оглушительный.

Беата хватает Оскара за футболку и кричит прямо в ухо:

— Уходи отсюда! Тебя растопчут!

Она видит, как шевелятся его губы, но не может разобрать слов. Снова притягивает его к себе.

— Иди домой! Тут опасно!

— Понял! — кричит он ей, она судорожно сжимает его в объятиях, потом отталкивает в сторону.

Беата оборачивается туда, где толпа только что поглотила Лидию, делает шаг вперед. Где Лидия? Где отец? С высоты ее роста не видно. Подождать? Может, мама вон там? Ее стискивают со всех сторон, трудно дышать. Все толкаются, она с трудом удерживает равновесие.

Гудит сирена. Нужно найти родителей и выбраться из толпы, пока их всех не задавили. Она пытается сместиться ближе к краю, будто плывет поперек сильного течения. Ей удается немного продвинуться вперед, она оказывается на тротуаре, в нескольких дюймах над мостовой. Понимает, что необходимо взглянуть сверху, и тут на глаза ей попадаются несколько женщин, взобравшихся на большой цементный вазон с растоптанными хризантемами. Беата проталкивается к вазону, карабкается на него, не обращая внимания на крики тех, кого отпихнула в сторону.

Пристроившись на уголке, она старается удержаться. Те, что внизу, тоже силятся вылезти из свалки. Она на них даже не смотрит. Пробует сориентироваться. Вид заслоняют плакаты. Где же родители? Это там мамина шляпа? По толпе прокатывается волна, будто бы набегая на берег, с другого конца на вазон взбирается еще несколько человек. Зацепиться не за что и не за кого. Оступившись, Беата пытается ухватиться за воздух и, взмахнув руками, падает навзничь, ослепленная солнцем в синем-синем небе.

ГЛАВА 30

Оскар

Оскар сидит в больничном зале ожидания, сжимая в руке телефон. На футболке у него кровь, мамина кровь. Хочется сорвать футболку и выкинуть вон, но ему и без того ужасно холодно. Утром, когда он выходил из дома, было тепло, вот он и не надел ничего больше. В зале пахнет антисептиком, потом, старостью, и не мешало бы включить отопление.

Оскар приехал на скорой помощи вместе с мамой, причем в машине оказалось совсем не так, как это показывают по телевизору. Ничего интересного: страшно и жуткий вой — у него до сих пор звенит в ушах. Маму укатили на каталке за какую-то дверь, его туда не пустили. Он понятия не имеет, что с ней происходит. Не знает, насколько опасны ее травмы.

— А мне что делать? — спросил он у санитаров, когда они провозили маму мимо. Глаза ее были закрыты.

— Позвони отцу, — бросил один из них.

— Жди здесь, — распорядился другой.

С тех пор прошел час, а он так и сидит на этом мерзком пластмассовом стульчике. При каждом движении ноги прилипают к поверхности. В ушах наушники, громкость вывернута до предела — так удается приглушить, хотя и не заглушить другие звуки: писк мониторов, вопли и плач, рев страшного мужика в наручниках, с татуировками на лице. Оскар плакать не станет, хотя мама и учила, что плакать полезно, даже мальчикам.

Он закрывает глаза, и перед ним снова встает ее падение. «Иди домой», — сказала она, но он не пошел. С чего уходить, когда самое интересное только начинается? Какой смысл, если мама, бабушка и дедушка рванули в самую гущу, а он всех их на голову выше? Он убедился, что мама на него больше не смотрит, и нырнул в толпу у нее за спиной.

Он видел, как мама влезла на бетонное возвышение, и влез тоже, но с другого конца, чтобы не попасться ей на глаза. Отсюда, сверху, все выглядело куда свирепее и напоминало очень жаркий, разбушевавшийся костер. Тут ему сделалось страшно, он подумал, не стоит ли и вправду сбежать, вот только сделать это было не так-то просто. Те, кто стоял на земле, теряли самообладание; это было видно по тому, как они пихаются, как все больше людей пытается залезть наверх, туда же, где и он. Сразу несколько человек вскарабкались на возвышение, его отпихнули к краю, как и