Одним дождливым осенним вечером он пробрался в комнату Адель: она как обычно оставила окно открытым. В крошечной спальне ее не оказалось, и Лука решил посмотреть в других комнатах. Облезлые стены, дырявая крыша, скрипучий пол, где не хватало половиц, – здание скорее напоминало полуразваленную лачугу, чем место, где кто-то живет. Осторожно шагая по коридору, Лука вспомнил свой собственный дом и поймал себя на мысли, что Адель наверняка бы там понравилось.

Он отыскал свою подругу и ее младшего брата в кухне. Перепачканный грязью Яго восседал на шатком стуле и подозрительно косился на миску с каким-то варевом, которую Адель поставила перед ним. Отвратительный кислый запах капусты, повисший в воздухе плотной пеленой, отбивал всякое желание притрагиваться к этой похлебке. Но ничего другого не было, так что выбирать не приходилось.

Заметив на пороге Луку, Адель подмигнула ему и принялась оттирать болотные брызги с одежды Яго. Сама она выглядела куда хуже. Ее тонкое платье, руки, лицо и даже волосы покрывала засохшая корка грязи.

– Что с тобой случилось? – Лука подошел к столу. Яго не обратил на него ровным счетом никакого внимания, продолжая уныло возить ложкой в тарелке с обедом. Он не видел его, не слышал, и это лишний раз подтверждало догадки Луки о том, что этот мальчишка такой же обычный, как и остальные смертные.

– Глупые дети. – Она пожала плечами.

– Почему они хотели причинить нам вред? – спросил Яго, решив, что она обращается к нему.

– Я не знаю, – соврала Адель, легонько пригладив ему волосы. – В мире полно плохих людей, Яго. Они делают другим больно просто потому, что им это нравится. Не принимай на свой счет, хорошо?

Мальчик кивнул.

– Нет ничего смешного в том, чтобы накормить кого-то грязью, – шмыгнув носом, заключил он.

– Ты прав.

Лука склонил голову к плечу, без особого интереса рассматривая Яго. Он искренне не понимал привязанности Адель к этому хилому, болезненному ребенку. Впрочем, он не понимал большинства эмоций, присущих людям. Ему были знакомы интерес, отчаянное желание что-то получить, разочарование, досада и злость. Все остальное как-то проходило мимо него, не вызывая… ничего. Даже к своим родителям, которых ему пришлось оставить на побережье Туманов, Лука не испытывал особой нежности. Да, пока он не исчез, они заботились о нем, но это не встречало отклика в его душе. Он мог найти логическое объяснение их поведению, впрочем, как и поведению Адель, но этого было недостаточно. Если Лука жил исключительно разумом, то в людях было что-то еще, что оказалось для него недоступно.

– Почему ты заботишься о Яго? – спросил он, когда мальчишка поел и убежал играть в свою комнату.

– Я люблю его, – просто ответила Адель.

– Но я не понимаю.

Она как-то странно посмотрела на Луку. На губах появилась грустная улыбка.

– Знаю.

– Если бы я только мог проучить тех, кто сделал это с тобой, – со вздохом сказал он.

– Однажды я сама заставлю их заплатить. – Малышка Адель гордо вздернула подбородок. – Вот увидишь!

Луч света, лениво расползшийся по потолку, вернул Луку к действительности. Послеобеденное солнце показалось из-за туч и ярко засияло над побережьем. Инкарнат Черной дыры подошел к окну. Он так долго смотрел на солнце, что начали слезиться глаза.

Свет. Когда-то давно он тоже был светом. С тех пор прошли миллионы лет, но он помнил, пусть даже эти воспоминания принадлежали не совсем ему.

Лука отвернулся и взмахом руки наполнил комнату непроглядным мраком. Закрыв глаза, он мысленно вернулся в те давние дни, когда внутри него был свет. Он был повсюду: разгонял тьму, дарил тепло. Его звезда была могущественной, прекрасной. Вокруг нее вращались десятки планет – пустых, безжизненных кусков камня. Они были ее спутниками.

И вот однажды что-то пошло не так: свет навсегда покинул его звезду, сменившись бесконечной пустотой. Иронично, конечно, но изобилие света в итоге порождает мрак. Таков закон Вселенной. И звезда, давшая начало Инкарнату Черной дыры, познала это ценой собственной жизни.

О былых временах днем напоминало солнце, а ночью – мириады звезд. Если бы Лука только мог, он разрушил бы все до единой, не оставив во Вселенной ничего кроме тьмы и Черных дыр. Порой желание позволить Тишине поглотить планету полностью и навсегда затмить небеса становилось почти невыносимым. Да и перспектива править людьми, этим миром нисколько не прельщала Луку; он вполне мог удовлетворить свою жажду власти Инкарнатами. Люди же были для него скорее досадной помехой, чем целью. Они создавали вокруг себя слишком много шума, суеты и проблем, которые его нисколько не заботили. Их жизни столь непродолжительны, зачем они вообще о чем-то беспокоятся? Никакого смысла.

Наверное, Малахия тоже это понимал, поэтому и позволил своим подданным погибать от лап Пожирателей. Он основал Солнечное королевство, которое с каждым годом все больше приходило в упадок: люди страдали от нищеты и бед, пока Инкарнаты спокойно жили в своих роскошных поместьях. Но так было не всегда. Если верить историческим трактатам, в начале правления Малахия даровал смертным свою милость; он был к ним щедр и великодушен, а потом вдруг что-то изменилось.

Должно быть, Малахия, проживший к тому времени уже не одну сотню лет, наконец-то понял, что люди – лишь временное явление. Ведь во Вселенной, где звездам насчитываются миллиарды лет, человеческая жизнь длится меньше мгновения. Так зачем заботиться о том, чего, по сути, нет? И в отличие от Инкарната Солнца, Луке не нужны столетия, чтобы осознать это.

Лука запрокинул голову и устремил взгляд на скрывающийся во мраке потолок.

Он либо отдаст трон Мэри – другу и соратнику – и позволит ей править теми, кто выживет в мире вечной Тишины, либо продолжит сражение с Адель. В таком случае придется покончить с Инкарнатом Солнца. Жаль, конечно: Лука планировал оставить его гнить в темнице.

«Тебе нужен Малахия?» – прежде заданный Адель вопрос эхом пронесся в мыслях.

– Понадобится, если не удастся сломить тебя, – ответил воспоминанию Лука. – Если ты не отступишь, дорогая, жизнь Инкарната Солнца – моя последняя надежда. И это единственная причина, почему он до сих пор жив.

Тьма вихрями окружала Инкарната Черной дыры. Так выглядит Вселенная, если заставить все звезды погаснуть. Так выглядит ничто. Из тьмы все пришло и во тьму уйдет.

Велев тьме немного расступиться, Лука снова увидел луч света, пронзающий клубящийся мрак, подобно лезвию ножа.

Он вздохнул.

Досадно признавать, но тот, кто однажды утратил свет, всегда будет в нем нуждаться.

Адель так пристально всматривалась в собственное отражение в зеркале, словно видела его впервые. Черты лица заострились, незнакомо ожесточились. Под глазами залегли тени, на впалых щеках горел лихорадочный румянец, а уголки губ опустились. Длинные, мокрые после ванны волосы облепили шею и плечи. Адель изменилась, и не только внешне. Внутри нее словно зияла теперь огромная пропасть, поглотившая все, чем она когда-либо дорожила. Доброта. Надежда. Радость. Честность. Вера. Все это ушло, остались лишь пустота, тьма и тишина. Тишина, в которой поселились ее собственные демоны, разорвавшие душу на куски. Она вяло улыбнулась, поймав себя на мысли, что впервые за долгое время в одиночестве ей нравится не чувствовать совершенно ничего. Надев пальто поверх черного платья с высоким воротником и не забыв прихватить блокнот, Адель вышла из комнаты.