– Да, – мигом подхватила Анелия Марковна, –завтра же с Даником побегаем по магазинам и принесем парочку.

– Видела в ларьке очаровательного керамическогомопсика, – оживилась Ирина.

– Не надо, – пробормотала я, – честно говоря,плачу от радости: так обрыдло мыть их все время. Больше никаких собачек! Тольконе пойму, отчего шкафчик рухнул?

– А вот видите, – показал Даня, – креплениеобломилось, причем сразу с двух сторон. Редкий случай, обе петельки выпали.

Томочка оглядела меня и ахнула:

– Боже, Вилка, какая ты грязная! Что стряслось?

– Ничего, – пробормотала я, отступая вванную, – сущая ерунда, мелочи.

Закрыв дверь на засов, я принялась усиленно мыться. Но, какнесчастной леди Макбет, мне все время казалось, что на ладонях проступают следыкрови. Изведя почти всю бутылочку геля, я рухнула в кровать и, засыпая, успелаподумать: «Нет, все же хорошо, что не поклялась своим здоровьем, иначе бы точноногу сломала».

Утро началось в семь часов. Сначала на два голоса залилисьКостик и Машка, потом раздалось буханье. Анелия Марковна совершала положенные стопрыжков. Следом из ванной понесся рвущий душу вой – Даня приступил к воднымпроцедурам. Захлопали двери комнат.

– Пошли гулять, – заорала Крися.

Дюшка, оглашая прихожую радостным лаем, понеслась на выход.Я поглубже зарылась в подушку. Интересно, а как в других семьях? Так же орут?Или только у нас такой сумасшедший дом.

Откуда-то потянуло гарью.

– Ирина, блинчик почернел, – возвестила Томочка.

– Бегу, бегу, – раздалось в ответ.

Я вяло закрыла глаза. Ни за что не встану, даже шевелитьсяне хочется, спать, спать…

– Эй, Вилка, – раздалось над ухом, – ты незаболела?

От неожиданности я резко села:

– Что случилось?

– Ничего, – проговорила Томуся, – просто ужеодиннадцать, а ты не просыпаешься…

И то верно, как правило, вскакиваю рано. Но сегодня что-тозаспалась.

– Где все? – поинтересовалась я, добравшись дочашки с кофе.

– Анелия отправилась в институт красоты, –хихикнула подруга, – вчера увидела рекламу по телевизору. Какая-точудо-маска. Нанес, денек походил, смыл – десять лет долой. Хочет купить. Иришкаи Даня пошли гулять с Костиком в парк!

– Значит, мы одни! – обрадовалась я и тут жеуслышала звонок в дверь.

На пороге возник потный, одышливый милиционер.

– Гражданочка, предъявите документы!

– Это что же такое делается в Москве! – возмущеннозаорала я. – Между прочим, нахожусь дома, и вы никакого права не имеетеврываться в квартиру без санкции прокурора! Конституция гарантируетнеприкосновенность жилища!

– Тише, тише, – замахал руками мент, – я,Колпаков Геннадий Петрович, участковый ваш. Дело тут, значит, такое,деликатное.

– Какое?

– Данная эта гражданочка, – заявил Колпаков, тычапальцем куда-то за дверь, – сообщила, что вы украли у нее новорожденногосына.

– Да, – раздался хриплый голос, и в коридорвступила взлохмаченная Раиса, – вот эта б… сперла Костика, а меня силком впоезд впихнула!

– Не выражайтесь, – поморщился Геннадий Петрович иповернулся ко мне, – так как?

Я рассмеялась.

– Данная дама, Звягинцева Райка Петровна, 1982 годарождения, хроническая алкоголичка. У нее скорей всего белая горячка. Нет тутникаких младенцев.

– Врешь, сука, – взвизгнула Рая и ткнула пальцем вНику, мирно спящую у Томочки на руках, – вот он!

Мгновенным движением неожиданная гостья выхватила Нику иприжала к груди.

– Костенька, кровиночка, сынуля, вот он, сразу узнала!

Ника вдохнула водочно-пивной аромат, исходивший от Раисы, изалилась нервным плачем.

Я спросила у участкового:

– Разницу между мальчиком и девочкой знаете?

– Вроде, – хмыкнул тот.

– Велите этой пьянчуге раздеть ребенка.

– Костенька, солнышко, – сюсюкала пьяница,высвобождая Нику.

– Да, – присвистнул Колпаков, – не похоже намальчика.

– Вот документы, – протянула Тома справку изродильного дома, – метрику еще не успели оформить.

Участковый принялся изучать бумажку.

– Вы у гражданки Звягинцевой документики на мальчикаспросите, – подначила я, – ей небось тоже в роддоме такую справочкудали.

– В общаге рожала, – буркнула Раиса и заорала: –Куда Костика дели, падлы?

– Вот видите, – удовлетворенно заявила я,выхватывая у скандалистки Нику, – врет она все, больная на голову, что, вобщем, неудивительно. Небось с двенадцати лет пьет! Ну какие дети в еевозрасте, да еще без мужа?

– Верни ребенка, сука, – визжала Рая.

– Совсем с ума сошла, – вздохнула я, – ещескажи, что мы его у тебя купили!

– Точно, – мигом отозвалась не слишком умнаяРаиса, – за триста баксов. Продешевила, мне сказали, что тетка одна тысячуготова дать! И адрес есть. А ну, отдавай младенца! Сволочь!

Я глянула на участкового. Тот сердито проговорил:

– Звягинцева, фильтруй базар. А вы, гражданочки,извините, сразу не разобрался. Пошли, Звягинцева.

– Отдай Костю, – завизжала девка, – верни,мне тысячу дают, отдай, сука, дрянь, падла платная…

Она рванулась в глубь квартиры. Крися ухватила озверевшуюбабу за одну руку, я – за другую. Разбушевавшаяся Раиса Петровна плюнулаКристине в лицо. Девочка вскрикнула и отпустила хулиганку. Геннадий Петровичпопытался осуществить задержание, но проворная девица схватила стоявшую в углу«ленивку» и со всей дури, железной частью, которая держит тряпку, опустила еена голову инспектора. Полилась кровь, бедный мужик закатил глаза и рухнул напол. Словно смерч, Райка понеслась по комнатам, Тома и Кристя за ней. Я же, нерастерявшись, быстренько заперла дверь и позвонила в милицию.