Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дневник» в последние дни был не слишком интересен. Мы с Джеймсом проводим целые дни в работе над ограблениями, общаемся с полицейскими и разбираемся с теми делами, которыми Джеймс был занят еще до того, как я стала криминальным корреспондентом. Джеймс был ужасно зол на меня, потому что все люди, которых мы в последнее время допрашивали в связи с ограблениями, интересовались, попадут ли их имена в газету. Я не принимала участия в этих допросах и, по сути, просто разъезжала с Джеймсом туда-сюда. Хотя, думаю, Джеймсу нравится, что кто-то ездит с ним, — он любит компанию.
Как-то я заскочила в редакцию повидать Эмми из рекламного отдела и спросила ее о результатах последнего опроса общественного мнения.
— Результаты великолепные! — воскликнула она.
— Правда?
— Я думаю, что все дело в фотографиях. С их помощью мы узнаем детектива Сэбина намного лучше! — добавила она, подмигнув, и легонько толкнула меня локтем.
— Эмми! Он женится через несколько недель, — ответила я.
— Знаю, — вздохнула она, — мы все немного расстроены этим.
— Так, значит, результаты опросов хорошие? — повторила я свой вопрос, желая сменить тему.
— Да. Хотя несколько людей сказали, что им не поправилась юбка, которую ты надела в четверг.
Она обращается к своим записям.
Я хмурюсь:
— А что это была за юбка?
— Бежевая с маками.
— А мне она нравится! — воскликнула я.
— А какая-то женщина сказала, что тебе стоит постричься. Она считает, что если ты пострижешься, то будешь больше нравиться детективу.
— А что не так с моими волосами? Да я, собственно, и не хочу нравиться детективу, — с жаром отвечаю я и краснею.
— А еще…
— А как насчет него? Что люди говорят о нем?
— Ну, кое-кто спрашивал его номер телефона. Некоторые интересовались, женат ли он, но, как ты знаешь, Джо не хочет, чтобы стало известно о свадьбе Джеймса.
— Я начинаю понимать почему, — мрачно отвечаю я.
— Еще были вопросы, наступит ли хеппи-энд.
— Он наступит, — ворчу я. — Когда мы с ним разбежимся.
Количество писем, приходящих Джеймсу от поклонниц, увеличилось. Сейчас он в среднем получает по два-три письма в день, которые каждое утро, заметно веселясь, ему вручает Дэйв — сержант в окошке. Полученные конверты присоединяются к кипе писем в ящике стола, и кто-то при виде их обязательно разыгрывает обморок. Келлум говорит, что он организовал фан-клуб Джеймса, а сам носит бейджик со словами «Джеймс Сэбин — моя любовь» и «Дик Трейси, будь нашим президентом». Их копии попали даже в прекрасные руки Винса, и он, радостный, появляется каждое утро с одним таким бейджиком на шляпе и с другим — слева или справа на груди, в зависимости от настроения. Сначала Джеймс воспринимал все эти забавы с раздражением, затем с гневом, но в конце концов смирился. Он просит их снять эти надписи, что оба и делают, но тут же вешают их обратно, когда Джеймс отворачивается.
— Как письма от поклонников, детектив? — спросил Винс вчера.
— Я не читал их.
Винс надул губы:
— Я потратил целую вечность, чтобы написать письмо. У меня ушло на это несколько часов.
— Винс, только не говори мне, что ты принадлежишь к числу моих поклонников.
Винс подмигнул мне, улыбнулся и, махнув рукой, зашагал прочь.
Сегодня четверг. Утро. Я принимаю душ, быстро одеваюсь, бужу Лиззи, наливаю ей чашку чая и выхожу на улицу, наполненную свежим утренним воздухом. Сегодня мы поедем допрашивать загадочного мистера Мэйкина, и я жду этого с нетерпением. В восемь с небольшим вхожу в участок. Угрюмый мерзавец Дэйв не кажется мне таким уж мерзавцем. Хоть он все еще не разговаривает со мной, мы обмениваемся улыбками. Отлично. Речь не идет о широкой приветливой улыбке, но, тем не менее, это хоть что-то. Улыбающийся старина Дэйв пропускает меня, и я бегу по лестнице в офис.
Проходя через лабиринт столов к своему не слишком еще привычному рабочему месту, я здороваюсь с несколькими офицерами. Вижу знакомую картину: Джеймс Сэбин сидит, прижав к уху телефонную трубку. Он приветствует меня. Мы улыбаемся друг другу, я ставлю на стол ноутбук, кладу сумку и спешу выполнить наш каждодневный ритуал: приношу два стакана кофе из автомата. К тому времени, как я возвращаюсь, держа в руках два горячих пластиковых стаканчика, Джеймс, повесив трубку, уже что-то пишет.
— Ну что? — говорю я, откинувшись на стуле и сделав глоток. — Мистер Мэйкин?
— Да! — говорит Джеймс, повторяя мои движения. — Мистер Мэйкин.
Секунду мы задумчиво смотрим друг на друга.
— Ты действительно считаешь, что он может быть причастен к четырем ограблениям?
— Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что может. Возможно, наш мистер Мэйкин обеспечивает кого-то информацией — того, кто совершает все эти ограбления. От него преступники могли получить точные планы домов, стоимость вещей, информацию о сигнализации. Фактически им не нужно было ничего узнавать самим, потому что мистер Мэйкин сделал это за них.
В течение нескольких секунд он смотрит перед собой, собираясь с мыслями:
— Вперед, нам нужно идти. Мы встречаемся с ним в девять.
Быстро допиваем кофе, и я жду, пока Джеймс соберет свои бумаги.
Ровно в девять мы подъезжаем к офису мистера Мэйкина. Паркуя машину, Джеймс закидывает руку за мое сиденье и через плечо смотрит в заднее стекло. Я чувствую резкий сладковатый запах его лосьона после бритья. Запах довольно приятный, как приятно и то, что он почти обнимает меня рукой. Не успеваю обдумать эту ситуацию, как слышу его голос:
— Вперед, Колшеннон! Хватит пялиться на бардачок, я обещаю, что он никуда не денется, пока нас не будет.
С этими словами он выходит из машины и с нетерпением ждет, пока я вылезу. Я беру сумку, и мы вместе идем к зданию, в котором располагается офис мистера Мэйкина.
Страховая компания «Элефант» находится на втором этаже красивого здания. В холле мы видим полноватую секретаршу средних лет, с равнодушным выражением лица что-то печатающую на машинке. Когда мы входим, она быстро поднимает глаза. Джеймс представляется, не упоминая о том существенном факте, что он работает в полиции, и говорит, что у нас назначена встреча с мистером Мэйкином. Она поджимает матово-розовые губы, бормочет что-то насчет того, что не ждала нас (в это нам верится с трудом), и исчезает. Мы с Джеймсом садимся на стулья у стены.
— Когда я буду беседовать с ним, ничего не говори.
— Я и так никогда ничего не говорю, — возмущенно отвечаю я.
— По-моему, «никогда» — это преувеличение, — бормочет он.
Секунду мы сидим молча. Я смотрю то на обои в цветочек, то на старый стол, за которым сидела секретарша, то на древнюю пишущую машинку — ее уже давным-давно стоило списать и заменить компьютером. В воздухе чувствуется легкий запах затхлости, и вообще мне кажется, что страховая компания «Элефант» переживает не лучшие дни.