— Надо встать в круг, Джек! — сжимая лук и тряся товарища за руку, кричал Вилли-Нос. — Иначе нас перебьют! Они уже близко!

А черная громада рыцарской конницы и впрямь летела на пеших лучников, готовых броситься кто куда.

— В круг! В круг! — заревел Рыжий Джек своим людям. — Убьют крайних, занимайте их места! Только так! В круг!!

Примеру его отряда последовали и другие командиры. Они приказали своим бойцам немедленно собраться в группы, встать плечом к плечу и драться до последнего. Лучники сгрудились в тесные круги и стали осыпать наступавших рыцарей стрелами. Но если рыцари пробивались к ним, а таких было много, то насаживали на копья, вонзавшиеся в живые ряды, сразу по несколько человек.

Вилли-Нос выпустил за полминуты шесть стрел в наступающих французов, подбил двух лошадей, опрокинув всадников, но копье одного из рыцарей, влетевших в их ряды, пробило насквозь двух бойцов и пригвоздило самого Вилли-Носа к земле — прошив длинным наконечником его правую ступню. Все пошло кругом перед глазами у рыжего коротышки, а потом два трупа перетянули и вывернули копье из земли. Так и остался лежать Вилли-Нос, хлопая глазами, не имея сил даже крикнуть от боли, с изувеченной поднятой правой ногой. Но хотя первые ряды лучников полегли под натиском рыцарской конницы, ядро в каждом отряде сохранило боеспособность. «Святой Георгий! Бейтесь до последнего!» — кричал над ухом уже теряющего сознание Вилли-Носа его друг и боевой товарищ Рыжий Джек. Тела мертвых соратников, убитых французов и закованных в броню лошадей стали отважным стрелкам в тот день вместо привычного и спасительного частокола.

Открытый фланг Бедфорда принял на себя удар французской конницы графа д, Омаля. Сам регент, с ног до головы закованный в сталь, бился страшным оружием — двуручным топором на длинной рукояти. К тому времени, оказавшись в гуще битвы, он уже спешился. Его топор со свистом врезался в кирасы, легко пробивая их и ломая грудные клетки французам, с хрустом выворачивая ребра; как ветки срубал руки и тяжело сносил головы. Его ярость и страсть передалась и другим англичанам, уже готовым отступить. Получив вначале видимое превосходство, воины графа д, Омаля готовы были дрогнуть.

На другом фланге граф Солсбери дрался против шотландцев и ломбардцев. Последние в какой-то момент обошли английского полководца, но не ударили ему в тыл, а поспешили к обозу. Там жадным ломбардцам предстала завидная картина — в обозе остались несколько сотен пажей и прислуги. Мальчики десяти и двенадцати лет, отпрыски дворянских фамилий, мечтавшие вскоре стать оруженосцами, еще хрупкими руками вытащили мечи и приготовились достойно принять смерть. «Святой Георгий!» — выкрикивали они еще неокрепшими голосами первый клич всех английских воинов. Ломбардцы набросились на слабых и быстро перекололи всех подростков, а с ними и несчастную прислугу — поваров и лекарей, прачек и музыкантов. Они уже завладели добычей, когда на них обрушился резерв лучников Солсбери и перебил их у обоза. Расправившись с ломбардцами, стрелки построились в боевые ряды и пришли на помощь своим, державшимся против шотландцев. Но исход битвы решил лорд Бедфорд: одолев графа д, Омаля, который погиб в бою, он зашел шотландцам Дугласа в тыл. Шотландцы дрогнули, когда услышали за спиной крики англичан: «Кларенс! Кларенс!» Но с места не сошли. Волна англичан накрыла их. Солдаты коннетабля Арчибальда Дугласа, пообещавшего победить или погибнуть, исполнили волю своего командира. Все шотландцы погибли — ни один не сдался в плен. Пал в бою сам Дуглас, его сын Джеймс и зять граф Бьюкен, а также пятьдесят шотландских лордов. В этом бою погибли и все французские полководцы первого ряда. И как это ни странно, все английские полководцы первого ряда остались живы. Французы бежали к замку Вернейль, но мост оказался поднят. Переплывая ров, почти все беглецы перетонули.

Герцог Бедфорд, весь панцирь которого был иссечен, объехал поле битвы. Страшная открывалась картина. Но легко она давалась сердцу англичанина. Легко и радостно! Когда, недалеко от горы трупов, в походном шатре Бедфорд пил вино, а вокруг него суетились лекари, врачуя раны победителя, к полководцу вошел герольд.

— Потери противника в основном подсчитаны, милорд, — сказал он.

— Сколько? — ровным голосом спросил Бедфорд.

— Семь тысяч, милорд. Но к ночи будет больше — подсчет на флангах незакончен. А еще много тех, кто пошел на дно крепостного рва.

— А наших?

— Не более тысячи, милорд.

Герцог кивнул. Семь против тысячи! — его брат, Генрих Пятый, мог бы гордиться им! Бедфорд допил вино из серебряного кубка, тряхнув плечом, сбросил руки одного из лекарей: «Позже!» Он поднялся и вышел из шатра. Этот чудесный летний вечер, полный свежести, пах кровью. Французской кровью! Это был еще один Азенкур, и теперь он, лорд Бедфорд, был победителем!

Никакие успехи в административной работе в Англии и Франции одновременно не смогли бы дать баловню судьбы Джону Бедфорду того, что дала эта битва. Французы дрались отчаянно, но триумф английского оружия был абсолютен. И его личный авторитет отныне был сродни авторитету Зевса, восседавшего на вершине Олимпа. На европейской арене появился новый лев! Непобедимый лев!

Чуть позже лорд Бедфорд узнал, что помимо тридцати пяти знатнейших французских сеньоров в плен попали маршал Лафайет, и что еще отраднее — юный герцог Алансонский, Жан, принц крови, владелец провинции Алансон. Такие пленники стоят ой как дорого! Победоносный день закончился показательной казнью командира лучников Янга, трусостью увлекшего с поля битвы более пятисот своих солдат. Его повесили перед разгоряченным победой войском, чтобы другим не повадно было паниковать во время боя.

Бургундцы распоясались — пришло наконец-то их время! Победы англичан при Краванте и Вернейле заставили Карла Валуа забыть о своей мечте — овладеть ненавистным ему Парижем, где он всегда чувствовал себя щепкой в грозных и враждебных волнах, а затем победоносно проехать по его улицам. Потому он и засел в Бурже, куда не могли добраться англичане. Карл Валуа только получал известия о небольших сражениях за Луарой, где его сорвиголовы-капитаны вновь взялись за партизанскую войну, что выходило у них куда лучше, чем воевать в открытом поле. Но чтобы защитить всех своих подданных — об этом не шло и речи! Тем более, на окраинах Франции.

Испокон веку бургундцы были добрыми соседями герцогства Бар. Но с недавних пор одно это слово — «бургундцы» — стало созвучно словам: «опасность», «пожары», «разбой» и «смерть». Теперь они хозяйничали на землях Шампани. Капитаны герцога Филиппа разоряли деревни и села, захватывали города. Их отряды проносились по Лотарингии и герцогству Бар почти беспрепятственно. И если на кого и могли рассчитывать жители деревень Домреми и Грё, так это на помощь гарнизонов крепостей Нефшатель и особенно Вокулер, где служил комендантом Робер де Бодрикур.

Как некогда капитан Вокулера посвятил в рыцари своего оруженосца Бертрана де Пуланжи, ставшего его конюшим, так совсем недавно, за удачные схватки с противником, он подарил золотые шпоры и ударил мечом по плечу Жана де Новелонпона. Молодой рыцарь теперь куда чаще наведывался в Домреми с отрядом и в свободную минуту не забывал навестить семью д’Арков и выпить со старшим товарищем вина.