Нет, тебе, наверное, любопытно, был ли у меня до него еще кто-то, там, в клубе.

Были. Нечасто. Недолгие, почти случайные.

Как правило, схема была такая: два друга и мы с Жанкой – две подруги. Зима и лето. Брюнетка сдержанная и брюнетка страстная. Виски и шампанское.

Выдох и вдох.

Этим и цепляли – контрастом.

Как это было?

Весело, но как будто понарошку, а если случалось, что после было погано на душе – я переживала недолго, ведь рядом была никогда не унывавшая Жанка.

Андрей же взорвал мое сознание!

Я чувствовала: ему еще хуже, чем мне.

А почему – об этом не думала.

Он сразу стал декламатором, а я – слушателем, впитывавшим сказанное, но никогда ничего не анализировавшим.

Мне быстро стала необходима его рваная, не всегда стабильная, но все же настоящая мужская энергия.

А вскоре пришла и стабильность.

Но она принесла с собой уже не такую выматывавшую, как раньше, но – тоску.

И она бы подсасывала меня день за днем, год за годом, до глубокой старости, если бы мне не встретился В.

Я уже писала, что своих любовников мать никогда со мной не обсуждала. И хотя она имела склонность жалить побольнее, я отнюдь не уверена в том, что она обсуждала их с отцом.

Я пошла дальше – я не обсуждала В. даже с Жанкой. Никогда.

То, что он был и есть, знаем только я и Господь Бог.

Пока Варвара Сергеевна, в крайнем раздражении, принимала душ, Валерий Павлович успел созвониться с Андреем и уйти в большой дом.

Выйдя из хибары, Варвара Сергеевна свернула с полдороги и зашла в полюбившуюся ей уличную курилку.

В хозяйский дом она решила пока не идти по двум причинам, и прежде всего потому, что ей не хотелось своим присутствием смущать Андрея. Она понимала: наедине со старым другом ему будет проще, хотя бы в первые минуты, внять его доводам и взять себя в руки. Но была и еще одна причина: Варваре Сергеевне в самом деле необходимо было переговорить с Жанной, и как можно скорее.

Прежде чем присесть на лавочку, Самоварова представила, как доктор минутами ранее широко распахнул дверь террасы и уверенно вошел в дом. Перед глазами встала его худощавая спина с большой, так умилявшей ее родинкой под левой лопаткой. И почувствовала, как ее неожиданно заполнила волна нежности, но, тут же отхлынув, сменилась горечью. За истекшие три дня из их отношений исчезли легкость и искренность, к которым, сама того не замечая, она так привыкла за год их совместной жизни. Да, она и раньше чудила, а он занудствовал, но все это ладно умещалось в их общей конструкции бытия.

Теперь же она видела их обоих ровно такими, какими они были на самом деле: двумя немолодыми, с хроническими болячками, с трудом терпящими недостатки ближних людьми.

Отношения с доктором по-прежнему представляли для нее большую ценность, но ураган, пронесшийся в поселке и поломавший вековые деревья, словно что-то надломил в них самих.

Десять минут назад Самоварова отправила распоряжайке сообщение на ватсап.

Связь в гостевом домике привычно барахлила, и Варвара Сергеевна удостоверилась, что ее сообщение дошло. Жанка, покинувшая сеть всего две минуты назад, его, похоже, прочла, но почему-то не ответила.

Зато от дочери, едва восстановилась скорость интернета, прилетело сразу четыре мессенджа:

«Мама, как у вас дела?»

«Я вчера пыталась тебе дозвониться, но ты не взяла трубку. У вас все хорошо?!»

«Как там мой любимчик Пресли?»

«Мам, мы хотели с вами поужинать на следующей неделе, вы как? Ответь, пожалуйста, я волнуюсь!».

«Аня, все хорошо. У нас перебои со связью. Вчера был сильный ураган. Насчет ужина – я только «за». Думаю, Валерий Павлович тоже. Спишемся в понедельник вечером и уточним удобное для всех время», – ответила она и, подумав, добавила в конце три эмодзи – улыбающуюся мордочку, сердечко и вилку с ложкой.

В груди радостно кольнуло: «Только бы у дочки на сей раз сложилось!»

В последнее время Анька заметно смягчилась и даже стала слегка рассеянной.

Не ответь она дочери немедленно еще какой-то год назад, та бы уже оборвала телефон и недовольным голосом обрушивала бы на нее едкие горошины претензий.

Но теперь мысли Анюты были заняты налаживанием быта в их общей городской квартире и надеждой забеременеть от нового, и судя по всему, действительно надежного друга.

Смущало только, что Анькин одноклассник, с которым она случайно встретилась в прошлом июне, так и не получил высшего образования. Отслужив в армии, сменил множество занятий, а в последнее время работал в службе спасения. Но Самоварова старательно гнала от себя оценочные суждения – лишь бы дочка была счастлива.

Неожиданно вспомнилось, как они с Анькой, которой на тот момент было два года, на даче родителей ее бывшего мужа неожиданно попали в такой же жуткий, как и вчера, ураган.

Погода не предвещала дождя, и она, молоденькая и неопытная, толком не зная местности, посадила дочку в летнюю прогулочную коляску и отправилась в лес искать землянику, которая уже месяц как закончила плодоносить. Со свекром и свекровью, скупыми на проявление чувств что к ней, что к внучке, отношения не складывались. Давя в себе злость на них и на бывшего мужа, под каким-то благовидным предлогом соскочившего на выходные в город, Самоварова вышла на поляну, показавшуюся в просвете деревьев и, расположив задремавшую в коляске Анюту полубоком на солнышке, отошла от нее на несколько метров, чтобы наконец покурить. В какие-то считаные секунды небо опасно потемнело. Варвара Сергеевна запаниковала – раздраженная на мужа, она петляла по лесу и не запомнила дороги. Ей казалось, что ушли они недалеко. Самоварова ухватилась за коляску, и тут на них обрушились потоки сильнейшего, с порывистым ветром, дождя.

Кое-как сложив коляску, она крепко-накрепко прижала к груди проснувшуюся и зарыдавшую дочку, одной рукой кое-как волоча за собой коляску.

Прошла, казалось, целая страшная, мокрая и темная вечность, пока она отыскала в лесу дорогу, которая вывела их к соседней деревне.

Ненастье закончилось так же быстро, как началось.

Когда, до крайности испуганная, с опасно притихшей на груди Анькой, она добежала до ближайшего деревенского двора, дождь окончательно стих.

Какой-то пенсионер, вышедший из дома на ее крики о помощи, сердито осмотрел их, насквозь вымокших, и молча завел двигатель ветхого «Запорожца».

Когда они подъехали к дому, свекор и свекровь вдруг дали волю эмоциям. Они то кричали на Варвару Сергеевну, то, плача, бросались ее и внучку обнимать, а потом свекровь растерла обеих водкой. На следующее же утро Самоварова свалилась с тяжелой простудой. Зато дочка, к счастью, не заболела.