Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее влиятельные религии начинают предпринимать усилия к установлению диалога между конфессиями с целью выработать общие этические принципы и таким образом попытаться не только ликвидировать корни религиозных конфликтов между народами, но и способствовать эффективному развитию человека. Несмотря на препятствия прошлого и сложности из области культуры, такой диалог становится возможным благодаря тому, что все религии, хотя и по-своему, считают трансцендентальное фундаментом моральных действий. Отсюда появляется возможность определить ряд общих принципов и норм поведения, в которых каждая религия видит свое проявление, и на их основе объединить усилия к сотрудничеству, не отказываясь от собственных верований.
Возможен ли подобный диалог по вопросам этики между верующими и неверующими? Мне лично трудно представить себе, как бескорыстие, чувства справедливости, солидарности и милосердия могут проявляться длительное время в любых, не только чрезвычайных обстоятельствах, если абсолютная ценность моральной нормы не опирается на метафизические принципы или на Бога личного. Здесь важно определить общую платформу между верующими и светскими лицами в области этики, которая позволила бы сотрудничать по защите человека, справедливости и мира.
Судя по всему, превознесение человеческого достоинства есть один из принципов, закладывающих основание в общность чувств и дел: уважать человека, считать его реальной, незаменимой и неприкосновенной ценностью, никогда не использовать его в качестве инструмента. Однако здесь также наступает момент, когда можно спросить: что является высшим оправданием этого принципа? Что в действительности укрепляет основу человеческого достоинства, если не расположенность людей к чему-то более высокому и большему, чем они сами? Ответив утвердительно, мы сделаем так, чтобы достоинство человека не зависело от мирских понятий и ему можно было бы придать гарантированную законность, не вызывающую ни у кого сомнений.
У меня есть желание углубить основу для совместных действий верующих и неверующих с целью дальнейшего развития человечества. Однако знаю, что из-за несогласия по высшим принципам, особенно в чрезвычайных условиях, появляется нечто, свидетельствующее о глубоких расхождениях. В этом случае затрудняется сотрудничество и могут возникнуть противоположные этические оценки по ключевым вопросам жизни и смерти.
Мне хотелось бы знать Ваше отношение к этим весьма чувствительным вопросам. Очевидно, что любое обсуждение конкретных проблем этики приводит к разговору об их основах. В связи с этим считаю оправданным и необходимым обсуждать их, дабы, по меньшей мере, внести некоторую ясность в воззрения каждого из нас и лучше понять точку зрения другого».
Писатель Умберто Эко:
«Определяемое Вами как «абсолютная основа» не мешает многим верующим грешить с полным осознанием того, что они грешат. Соблазн зла присутствует даже в тех людях, чье понимание добра основано на божественном откровении.
Лично я пытаюсь основывать принципы светской этики на реальном и естественном, природном факте: в теле нашем заключена еще и наша душа, которую мы инстинктивно осознаем (для Вас это также результат божественного замысла) только в силу присутствия других людей. Отсюда получается, что светская этика в моем определении есть, по сути, этика естественная, которую не может игнорировать и верующий. Не является ли этот самый доведенный в самосознании до зрелого состояния естественный инстинкт основой, которая дает достаточную гарантию? Конечно, можно предположить, что инстинкт этот служит слабым стимулом для добрых деяний, ибо неверующий может понадеяться сокрыть в тайне свое творение зла.
Но обратите внимание, неверующий считает: никто не следит за ним с высей горних и по этой причине не от кого там ждать прощения. Если он осознает, что сотворил зло, ему придется чувствовать себя бесконечно одиноким и в отчаянии это переживать. Скорее всего, неверующий попытается очиститься в глазах окружающих его людей, попросить прощения у них, а не у кого-то еще. В глубине души своей он осознает, что должен так же прощать и других. Иначе как объяснить, что угрызения совести характерны и для неверующих?
Вы утверждаете, что без примера и слова Христовых любая светская этика лишена глубокого, убедительного оправдания. Кардинал Мартини, попытайтесь, исходя из добрых намерений и ради самой дискуссии, принять, хотя бы на время, такую гипотезу: Бога не существует, человек появился на земле по какой-то случайности не только как существо смертное, но и сознающее это, а потому самое несовершенное из всех животных. Представьте себе, что человек, дабы обезопасить себя от смерти, превратился из необходимости в животное религиозное, стремился выработать какое-то объяснение, способное дать ему модель для примерного подражания. Будь я пришельцем из далекой Галактики, который столкнулся здесь с существом, способным предложить себе такую модель, то поразился и посчитал бы его несчастным созданием, ибо столько ошибок оно совершило, ведомое желанием верить в то, что все это и есть истина.
Если желаете, оставьте эту гипотезу другим, но признайте: хотя Христос есть не больше, чем субъект великой легенды, сам факт, что она могла быть создана невежественными людьми и желанна ими, чудодейственен и загадочен, как и то, что Сын Божий был реально и по-настоящему явлен в образе человеческом.
Полагаю, что в своих основных положениях естественная этика, уважаемая и воодушевляемая своей глубокой религиозностью, может пойти навстречу принципам этики, основанной на вере в метафизическое. Это заставляет меня признать: естественные принципы были бы оправданы в нашем сердце на основе какой-то программы спасения. Если останутся и логически сохранятся при этом известные непримиримые области, они не будут отличаться от тех, которые появляются при контактах между различными религиями. Даже в конфликтах веры должны превалировать Сочувствие и Мудрость».
После опубликования этих писем в журнале (по взаимному согласию авторов) поднятые в них вопросы вызвали живой отклик в газетах. Первыми по горячим следам высказали свои мнения философ Марлио Сгаламбро и журналист Эудженио Скальфари.
Для начала философ предложил разобраться, откуда среди людей появилось само добро. Как могло вообще время от времени на это скопище каналий мгновенно, подобно лучу света, находить нечто вроде легкого сочувствия и столь же быстро исчезать? Как могли возникнуть мораль и этика в мире, где легче было совершить преступление, чем не совершить? Не зло, а именно добро соблазняло людей засомневаться в установленном Высшим Существом порядке вещей в мире, им же созданном. В мире, где все строилось на взаимном, безжалостном уничтожении людей друг другом. То есть добро выступало против Создателя и всегда одерживало верх над установленным им же порядком. С учетом всего этого, заключил философ, как может добро опираться на Бога? Это же нелогично.
Марлио Сгаламбро привлек внимание кардинала Мартини к тяжелейшему грузу, который взвалила на себя «великая схоластическая теология». По его убеждению, извечно существовавшей идеи о Боге вообще не должно быть, она пагубна сама по себе и ее надо отвергать, как и самого Бога. Вот в чем для него вся суть дела, ибо нельзя связывать себя с чем-то более низкого порядка, чем мы сами, то есть с природой божественности, созданной нами на основании только идей и ничего большего.