Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Слипшиеся веки разлепились. Над постелью склонилось встревоженное девичье лицо.
– Ружена…
– Я здесь, здесь, Жуга…
Он сглотнул.
– Збых…
– Он так метался, так метался… а теперь снова спит… Это хорошо?
– Да… Так и надо. – Жуга приподнялся на локтях и попытался сесть. Это ему удалось. Поднёс к лицу руку с браслетом. Камень мягко вспыхивал и гас вместе с биением сердца. Наверное, и цвет изменился. Впрочем, это было уже не важно.
Ружена перехватила его взгляд.
– Вайда теперь там?
Жуга кивнул:
– Да. Кажется, да…
Он разжал кулак. Мелкий серо-зелёный порошок – всё, что осталось от фигурки человека с браслета, – струйками потёк меж пальцев.
– Вот, значит, как… – пробормотал он.
Часть порошка прилипла к ладони, Жуга вытер её о рубаху и только теперь заметил, что весь взмок от пота.
Ружена, похоже, тоже это заметила.
– Ой, я сейчас…
Она вытащила из сундука и помогла Жуге надеть чистую рубашку, затем они совместными усилиями переодели Збыха, тоже мокрого как мышь, и уложили обратно.
– Может, поешь? – Ружена захлопотала, торопливо собирая на стол. – У меня похлёбка на плите. Горячая.
Жуга почувствовал, что и в самом деле проголодался. Есть хотелось неимоверно.
– Сколько всё это длилось? – спросил он.
– Почти весь день. Полночь скоро…
Жуга слез с кровати и еле добрался до стола. Голова кружилась, зато ноги, похоже, уже совсем зажили, только жутко чесались. Он отрезал хлеба, полил квашеную капусту постным маслом и подвинул к себе миску с похлёбкой. Ружена уселась напротив, молча глядя, как он ест.
– Расскажи о себе, – вдруг попросила она.
Жуга прожевался. Поковырял ложкой в миске. Поднял голову.
– А чего рассказывать?
– Ну хотя бы откуда ты.
– С гор я, – неохотно сказал он. – Только ушёл я оттуда.
– Зачем?
– Сам не знаю. Раньше казалось, что знал, а теперь… – Он покосил-ся на девушку, усмехнулся невесело. – Странствую вот… от зимы лета ищу.
Ружена помолчала.
– Кто ты такой, Жуга?
Тот вздрогнул и отложил ложку. Потупил взгляд.
– Не спрашивай меня об этом, Руженка, – глухо сказал он. – Пожалуйста…
Она протянула свою руку. Ладонь легла поверх ладони. По щеке у девушки сбежала слеза.
– Молчи, рыжий, – мягко сказала она. – Молчи. Ничего не говори. И знаешь… кто б ты ни был… Спасибо тебе за всё.
Со стороны кровати донёсся шелест, и из-под одеяла показалась заспанная Збыхова физиономия.
– Эй, а мне в этом доме сегодня дадут поесть?
Жуга с Руженой посмотрели на кузнеца, затем друг на друга и прыснули со смеху.
* * *
Уснуть этой ночью Жуга не смог – ныла и зудела рука под браслетом. Перед глазами маячило искажённое болью лицо рифмача, но Жуга лишь под утро догадался, что происходит, и, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил и заметался по горнице, торопливо одеваясь. Запрыгал на одной ноге, завязывая башмаки.
– Эй, ты чего? – забеспокоился Збых.
Из-за занавески выглянула Ружена.
– Что случилось?
– Они хоронят его! – выкрикнул Жуга. – Хоронят, понимаете?! Они не стали ждать!
Кузнец спрыгнул с печки.
– Погоди, я с тобой…
Жуга лишь махнул рукой в ответ, торопливо нахлобучил шляпу и выскочил за дверь. Збых кинулся вдогонку, на ходу надевая полушубок.
Жуга ещё не совсем поправился, был слаб, хромал, и хоть до кладбища добежали быстро, всё равно опоздали. Жуга оказался прав – рифмача и в самом деле решили похоронить. Уже издали можно было заметить разношёрстую толпу на погосте. Здесь собрались если и не все поселяне, то большая их часть. Был здесь и отец Алексий. Два мужика, уже знакомые травнику, сноровисто орудовали лопатами, засыпая могилу. Мёрзлые комья глухо стучали по крышке гроба.
– Опять эти двое! – Жуга сжал кулаки.
– Это Карел… и Ешек… – пропыхтел на бегу Збых. – Они у Рудаха батрачат…
– Братья, что ли?
– Ага…
Жуга прибавил ходу. Замахал руками.
– Эй! Стойте!
Поселяне заоборачивались. Расталкивая толпу, Жуга пробрался к полузакопанной могиле. Красный, распаренный после бега, он всё никак не мог отдышаться.
Отец Алексий нахмурился.
– Почто шумишь, вьюнош? Чем кричать, лучше б спасибо сказал людям за работу. Не время сейчас кричать и не место. Что не позвали тебя, то не наша вина: сам ты где пропадал последние дни? Стань в сторонке, не мешай.
Народ вокруг молчал. Мужики снова взялись за лопаты.
– Нет, погодите! – Жуга схватил крайнего из них за рукав. – Вы что делаете? Ведь не прошёл ещё положенный срок!
Тот стряхнул его руку. Сплюнул.
– Прошёл – не прошёл… Тебе какая забота? Думаешь, если сумел у Вацлава нечисть вывесть, так всё теперь сможешь? Всё равно не вернёшь его, как и тех четверых… Отойди, не мешай.
Жуга вздрогнул.
– Четверых? – медленно переспросил он. – Но ведь мальчишку, Зденека вы так и не нашли… С чего ты взял, что он мёртв?
В толпе встревоженно зашептались. Жуга огляделся.
– Вот оно что… – пробормотал он. – Кто-то из вас помог мальчонке умереть. Кто-то свёл его в лес по осени, так?
Священник покачал головой.
– Побойся Бога, странник! Не дело ты говоришь, ох, не дело…
Но Жуга уже никого не слушал.
– Збых! – Он отыскал взглядом кузнеца. – Родители его здесь?
Тот покачал головой:
– У них и так семеро по лавкам, где уж им по кладбищам бегать.
– Ясно. – Жуга кивнул. – А в полях, значит, недород в последние годы. И снегу захотелось. Так, поселяне? Узнать бы, кто вам такое посоветовал. Бабка Ниса? Вряд ли…
«Ты думай, чего говоришь!» – загомонили в толпе. «Мало ли как дети пропадают!», «Ишь выискался!», «Все они, ведьмаки, одинаковые…», «Сам небось и пришил дружка своего!»
– А ещё к Руженке липнет, сволочь!
Жуга обернулся на крик и разглядел в толпе белобрысую голову паренька из корчмы, которому давеча отказался дать приворотное зелье. Этого только не хватало!
Один из мужиков – не то Ешек, не то Карел – шагнул вперёд, схватил Жугу за руку и попытался оттащить в сторону, но вскрикнул, наткнувшись на браслет, и поспешно отскочил. Потёр ладонь.
– Жжётся, гадина!
Жуга покосился на браслет – камень пылал как огонь. Он поднял голову и встретился взглядом со священником. Тот стоял в сторонке, теребя наперсный крест.
– А ведь вы знали, батюшка, – сказал Жуга. – Всё-всё знали. Ведь он, наверно, приходил к вам… уже потом…
– На всё воля Божья. – Тот опустил глаза. – Я молился за него, но… – Он развёл руками. – Бог не вмешается, если люди молчат.
А люди молчали – толпа, угрожающе притихнув, медленно смыкала круг. Збых огляделся. Лица… серые, злые… Неужели он жил с ними рядом